Манускрипт с улицы Русской

Когда они успели сговориться за его спиной? Рогоза — тот ревнитель православия, который каплицу Трех святителей освящал братчикам, а Балабана предавал анафеме! Однако разве же за его спиной? Разве этот гнилозубый Блазий не нашептывал ему изо дня в день, чтобы он пошел на поклон к Соликовскому и поблагодарил его за то, что посылал стражников против черни, двигавшейся к Юрскому холму? Что теперь делать, к кому пристать? К Соликовскому — поздно. Поехать сегодня же в Брест и стать четвертым в сонме вероотступников? Четвертым — ему, епископу, мечтавшему о митрополичьем престоле? А что, если примириться с братством и прославиться в качестве защитника православия борьбе с униатами?

В дверь епископских покоев кто-то постучал. Гедеон сложил послание и стал ждать. В комнату вошел диакон Юрской церкви.

— Владыка, — промолвил диакон, протягивая епископу большой ключ, — какой-то прихожанин положил служке на поднос и просил передать лично вам.

Балабан бросился к диакону, схватил ключ.

— Умгу... Можешь идти. Или нет, подожди... — Он сел за стол, взял листок бумаги и что-то долго писал. Потом зажег свечу, достал из ящика сургуч, накапал на свиток и приложил печать. — А сейчас, сию же минуту, — протянул свиток и ключ диакону, — иди к братскому дому на Русской улице и вручи сие сеньору братства Юрию Рогатинцу.

На Михаила выпал снег — святой архистратиг приехал на белом коне. Как раз в этот день из далекого студеного края вернулись вице-сеньор Красовский и казначей Фома Бабич в санях с кожаным верхом и, утомленные, исхудалые, с трудом внесли в дом братства дары московского царя: пять сороков соболей, пять сороков куниц, икону Иисуса шириной в полтора локтя, а высотой в два, икону владычицы с младенцем и чистого золота — для украшения икон — целый фунт, чтобы более величественной была Успенская церковь, чем даже римские костелы, которые своими светлыми украшениями, — благолепием, органами завлекают к себе православных христиан. Бесценные подарки привезли братчики от царя Федора Ивановича, а самое ценное — тепло русских людей, у которых жили, пребывая в белокаменной Москве, их сочувствие к борьбе православного народа с католиками на Украине. Вот и подумал Юрий Рогатинец, что никто теперь не в силах остановить их братского единения, ибо их признал и поддерживает весь православный мир. Огромная радость овладела сердцами прихожан, пришедших на братскую сходку: порешили возвести еще не виданную во Львове по красоте и величию православную украинскую святыню, крепость веры и науки, и пригласили для этого итальянского зодчего Павла Римлянина, который прославился строительством черного каменного дома Лоренцовича, а еще больше — готической синагоги, заложенной сеньором еврейской общины Нахманом Изаковичем.

Казначеем братства, в связи с болезнью старого Бабича, избрали расторопного сборщика пожертвований для братства Антоха Блазия. Он поклялся, что ядовитого зелья употреблять больше не станет, а будет верой и правдой служить братству.

Соболей продали на девятьсот пятьдесят злотых, куниц — на шестьсот, да еще от молдавского хозяина Иеремии Могилы получили целую тысячу, и как только потеплело, колокол Кирилл на Корняктовой колокольне оповестил о закладке фундамента под строительство Успенской церкви.

В тот же день во время архиепископского богослужения в кафедральном костеле с амвона произносил проповедь Соликовский.

Внешне он был спокоен, не воздевал руки, призывая господа в свидетели или в помощь, только пальцы до белизны в ногтях сжимали перила амвона. Он ни к кому не взывал, не искал поддержки — архиепископ доводил до ведома паствы свое решение так, как региментатор-командир объявляет войскам о начале войны.

— Победителя, который не уничтожил свободных учреждений в завоеванном краю, ждет поражение. Утраченная свобода, если она еще живет в сознании подданных, становится знаменем бунтарей. Чего мы дождались: казацкие ребелизанты под водительством какого-то Наливайко чинят своеволие на Волыни и до тех пор будут своевольничать, пока покоренный народ будет исповедовать свою веру. А у нас под боком схизматики закладывают свою церковь. И мы, беспечные и слепые, спокойно наблюдаем, как множится змеиное гнездо! Надо на подчиненных землях создавать колонии, и я сделаю это по собственной воле, ибо не прислушались к моим призывам ни гетман, ни король. Я призываю вас, правоверные католики, выйти в пасхальную пятницу на инавгурацию ордена братьев Иисуса — единственных божьих сподвижников, которые в силе обновить нашу усыпленную веру, поднять людей на борьбу со схизматиками. Не бойтесь быть жестокими, верный сын отчизны имеет право нарушить законы милосердия, и все его действия будут честными и достойными похвалы. А если среди вас найдутся преданные сердцу Иисуса и примут в свой дом хоть одного иезуита, им будут прощены все грехи. Аминь!