Манипулятор

Я слегка вздрогнул. Мать, словно дежурившая за углом в коридоре, вмешалась в разговор сразу, как только запахло жареным, вошла на кухню стремительно.

— Как ты что ли он должен сидеть дома!? — вперилась она злым взглядом в отца, нависнув над ним сидящим со своего невысокого роста. — Чтоб таким же и стал как ты жлобом!? Какие он у тебя деньги берет!? Он сам зарабатывает! Может ему еще у тебя разрешения спрашивать!? Он уже взрослый! Пусть куда хочет, туда и ходит! Нечего ему дома сидеть! А то станет таким как ты! Каждую копейку сидишь, считаешь как куркуль!

Стремительность матери привела отца в замешательство — он перестал жевать. Я продолжал расторопно расправляться с яичницей.

— А ты не слушай его, сынок! — мать отмахнулась от отца и метнула взгляд в мою сторону. — А то так досидишься дома, станешь таким же, будешь сидеть с кислой мордой и забудешь, как улыбаться! Ходи, куда ходишь!

Мать рубила правду, отец был на редкость неулыбчивым и скудным на эмоции человеком. Я почти никогда не видел его смеющимся от души. Отец не умел смеяться. Широкая и одновременно сдержанная улыбка — была максимальной его эмоцией. Она появлялась на долю секунды и тут же неловко пряталась. Сдержанность в эмоциях проявлялась у отца и в волевом контроле негатива. Но когда сила воли заканчивалась, то наступала разрядка. Несколько раз я видел, как гнев буквально разрывал его пополам, перекашивая лицо в дикой злобе и тогда, всем, кто попадался на пути отца, я не завидовал. Раза три или около того причиной для гнева становился я в еще школьные годы, тогда отец принимался меня исступленно бить, но всякий раз меня спасала мать, оттаскивая отца прочь и загораживая меня собой. Бил он сильно, по-настоящему, как взрослого. Я зажимался в углу с головой и ждал матери. Примерно столько же раз при мне мать и отец крупно ссорились. Однажды мать была особенно несдержанна на слова, отец распустил руки. Он крепко отбил ей почки и что-то повредил, что называется «по-женски». После чего, мать сказала, что если он ее хоть пальцем тронет, то она зарежет отца ночью спящего. Я видел его глаза во время той фразы, они наполнились неподдельным страхом и ужасом. Больше он мать не трогал. Я был абсолютно уверен, что она, не колеблясь, сдержит свое обещание. Отец тоже тогда поверил.

Чем сильнее отец сдерживал в себе эмоции, тем взрывоопаснее они становились.

Но почему-то так яростно выплескивался только негатив, позитив же был способен максимум на редкую полноценную улыбку.

— Ходи, знакомься, развлекайся! — продолжала мать, размахивая руками и бросая на отца уничтожающие взгляды. — А то не успеешь обернуться, как молодость кончится! А превратиться вот в него ты всегда успеешь!

— Слушай, ты! — встрепенулся отец.

— Ты мне не тычь!!! — взвилась мать, словно дождалась нужной реакции. — Понял!!? Ты мне никто!! И я буду говорить то, что сама захочу!

Отец сидел, молчал, играл желваками.

— Можешь сцеплять свои зубы! — мать смотрела на проявление ненависти отца с нескрываемым удовольствием. — Хоть обскрипись ими, мне на тебя насрать, куркуль чертов!

Она резко повернулась к холодильнику, открыла его, поковырялась там, хлопнула громко дверью и, уже выходя из кухни, бросила:

— Вот жрешь яичницу и хорошо! Вот и жри! Так тебе и надо, жлоб!

Я молча пил чай, волосы тихо шевелились на голове. Семейный кризис грозился перерасти во что-то большее. Отец принялся жевать, задумчиво и медленнее обычного.

— Ладно, — произнес я, когда гнетущее молчание стало невыносимо. — Давай решим все-таки, что будем делать с торговым центром. Если оставляем все как есть, то оставляем. Если нет, то забираем деньги и ищем другую торговую площадь. Как решишь, так и сделаем. Меня устраивают оба варианта. Обидно, конечно, если уйдем, потраченное время, но… В общем, давай решать!

— Да что там решать, — выдавил из себя отец, закинув ногу на ногу и начав ей нервно дрыгать. — Надо оставаться и все. Другое такое место мы не найдем по такой цене, а метаться с места на место не лучшее дело.

— Ну, все, значит, остаемся, — хлопнул я ладонью негромко по столу. — Я тоже так считаю, надо остаться и попробовать. Г лупо будет, ждали столько времени и бросили на полдороге. А вдруг, там торговля хорошая будет. В общем, остаемся!

— Остаемся, — сказал нервно отец, явно думая о выходке матери.

Я допил чай и вышел из кухни, меня ждал компьютер.

Весна началась с понедельника. С ней пришел и очередной «сезон» на синьку. Мы изменили в тот год принцип ее завоза на склад. Не стали заказывать все разом, а решили завезти в два приема — пятьсот упаковок в марте, а в апреле, глядя на динамику продаж, остальное. Вдобавок весна обнажила все недостатки нашего склада. Крыша в нескольких местах протекла, а в низине у ворот собралась талая вода. Каждую ночь она замерзала, и по утрам, пока ночные температуры устойчиво не перевалили за ноль, мы вынуждены были выдалбливать нижние края ворот изо льда. Полчаса минимум. Лом и вперед. И так до конца марта.