Торговый центр в феврале не открылся. О том, что открытие переносится на конец апреля, мы узнали от «монументальной тетки» в последнюю пятницу февраля, когда пришли к ней справиться о новостях строительства. Отца новость разозлила, я видел его лицо. Внутри меня тоже все кипело и клокотало, я еле сдержал желание обложить эту старую толстую жабу трехэтажным матом. Она уже не выглядела такой значимой и презентабельной как раньше. Образ изменился. Перед моими глазами сидела пожилая неумная и чванливая баба, ничего не смыслящая в строительстве, а лишь умеющая надуваться важностью и имитировать серьезный знающий вид.
— Сука, блять! — вырвалось у меня, когда мы с отцом покинули ее кабинет и устремились длинным коридором прочь. Я ругался про себя и вслух всю дорогу до машины. Только в кабине я чуть успокоился и задышал ровно. Отец сразу же кинулся курить. Впрочем, я тоже.
— Нам надо решить, мы будем дальше вязаться с этой овцой или нет!? — выпалил я, выудив из хаоса мыслей в голове одну, более-менее разумную. — Давай подумаем хорошенько! Еще пока не поздно, можем забрать свой задаток и послать эту дуру нахер!
Я замолк, затянулся, задумался, через паузу продолжил:
— Хотя, столько времени уже угробили на нее и этот центр. Жалко бросать просто так. Это надо будет другой искать, тоже проблема. Ну, что скажешь, па!?
Отец курил, смотрел куда-то вперед, гладил руль, думал.
— Па!? — выпалил я.
— А!? — ответил он так же.
— Ага! — раздраженно продолжил я. — Скажи хоть что-нибудь! Сидишь как истукан.
Отец почесал нос.
— Ну, в принципе… — начал он растянуто. — Оставлять-то жаль. Место хорошее.
— Да, мне тоже нравится, как-то жалко бросать-то, тем более столько уже времени ждали! — протараторил я возбужденно.
Вот и я о том же, — также медленно добавил отец.
Пауза. Оба сидели, думали, уставившись в окна. Второй день как на улице потеплело. Несильно, но все же. Температура поднялась до «минус» двенадцати. После морозов за двадцать такая температура казалась, чуть ли не подарком природы.
— Ну, как поступим-то!? — прервал я затянувшееся молчание. — А, па!?
— Да что ты заладил «как, как»!? — встрепенулся отец. — Решим, как. Тут спешка ни к чему. Ты вот постоянно начинаешь нагнетать обстановку, торопишь меня. Что за манера дурацкая!?
Отец бросил раздраженный взгляд в мою сторону.
— Ну, решим, так решим, — буркнул я.
В машине повисла очередная тяжелая пауза. Я докурил, выкинул бычок в окно.
— Поехали домой, — сказал я. — Чего тут сидеть? До второго пришествия что ли?
Отец сделал последнюю затяжку, такую, что аж все лицо собралось вокруг сигаретного фильтра морщинами, и отшвырнул бычок в свое окно, завел машину. Через двадцать минут мы были дома и вели разговор уже за ужином.
— Я не знаю…, можно остаться в этом торговом центре, а можно забрать аванс и искать другое место, — произнес я, сидя за кухонным столом и ковыряя яичницу, кусая ржаной хлеб и запивая все это сладким черным чаем. С едой, после демарша матери, у нас стало скудно. Если мы приходили с работы достаточно рано, то отец что-нибудь готовил. Получалось очень вкусно, надо сказать. В это время я обычно занимался проводками текущих накладных в компьютере. Иногда мы брали по пути домой курицу-гриль. Целую. Со всякими соусами и пивом. Иногда возвращались поздно, и если забывали купить курицу и сильно уставали, то жарили яичницу и ложились спать, чтоб с утра тоже поесть яичницу.
Отец ел молча. Как всегда размеренно и качественно пережевывая пищу. Не то, что я — глотал все быстро крупными кусками, жуя наспех и запивая по-быстрому чаем и через пару минут был готов к работе. Поэтому отец всегда ел дольше. Я садился за стол позже него и все равно заканчивал первым.
— Вот у тебя всегда так, — начал отец, прожевав. — Сначала ты весь загоришься. «Давай, давай!» Потом, когда что-то случается, снова «давай, давай», но уже назад. Мечешься постоянно туда-сюда! Нет, чтоб нормально подумать.
— А о чем думать!? — я вытаращился недоуменно на отца. — Я же тебя не заставлял, не принуждал. Мы вместе решили, что, да, будем арендовать отдел в этом торговом центре! А теперь получается — я «давай, давай»!? Интересно ты говоришь!
Я покачал головой и засунул в рот кусок яичницы.
— А вот думать надо сначала! — продолжал он. — А то девять тысяч туда, десять тысяч сюда, так на тебя денег не напасешься!
— Каких денег!? — я обомлел. — Ты о чем!? Я сам деньги зарабатываю, я у тебя их не прошу, мы работаем вместе пятьдесят на пятьдесят, в чем проблема-то!? Какие девять тысяч туда, десять сюда!? Если не захотим арендовать отдел, ну, пойдем и заберем обратно свои деньги у этой жабы и все! О чем ты говоришь!?
— Таких денег! — отец вцепился в меня взглядом ментора. — Транжиришь деньги направо и налево по своим этим клубам!
— Ааа, вон ты о чем! — я чуть не поперхнулся едой.
— Да, все о том же! — выпалил он.
— Ну, понятно, — я уткнулся в тарелку, от разговора стало противно. — Могу не ходить никуда, дома буду сидеть.
— Вот и сиди, — подытожил отец.
— Да куда уж там, «сиди»! — раздался за моей спиной голос матери.