— Ничего, — отрезал Гиббон, закрывая дверь сразу за Гарри прямо перед носом Снейпа.
Внутри было светло и пахло деревом и лаком. Гиббон поманил Гарри за собой и провёл в комнату, которая, вероятно, изначально должна была играть роль гостиной, однако теперь превратилась в мастерскую, в левом углу которой на большом столе лежала почти готовая виолончель.
— Ух ты! — обрадовался Гарри. — У вас получилось!
— Ещё нет, — довольно сказал Гиббон. — Ещё не готово. Но уже скоро, скоро... посмотрите — ну разве она не красавица?!
Виолончель и правда была прекрасна — изящный корпус отливал всеми оттенками свежего цветочного мёда, длинный гриф, четыре металлические струны...
— Хотите послушать, как она звучит? — возбуждённо спросил Гиббон. — Не сейчас, конечно, не сейчас... но я скоро уже её закончу — и тогда... хотите?
— Хочу, — радостно кивнул Гарри, — говорят, что у виолончели самый выразительный звук.
— Он будет прекрасен, — почти прошептал Гиббон. — Но позже... это будет позже. Скажите им, чтобы не мешали мне! — почти взмолился он, прижимая к груди руки. — Они постоянно пытаются сюда проникнуть!
— Может, они тоже хотят посмотреть? — предположил Гарри.
— Мало ли, чего они хотят! — вспыхнул Гиббон. — Они ничего не понимают! Они обязательно здесь что-нибудь сломают, и вообще, они её не заслуживают! Никто не заслуживает, — он нежно погладил бок виолончели.
— Да почему сломают-то? — не понял Гарри. — Зачем это им?
— Они всё ломают! — Гиббон сжал губы в узкую полоску. — И вообще, здесь нечего смотреть! Работа не закончена! Запретите им мешать мне! — горячо попросил он снова.
— Так если запретить — им точно захочется что-нибудь сломать, — возразил Гарри. — Может, вам просто не обращать на них внимания?
— Но я не могу! — страдальчески воскликнул Гиббон. — Мне всё время приходится обновлять запирающие заклинания! Это отвлекает, понимаете?! А вас они послушают.
— С заклинаниями мы с Северусом вам поможем, — пообещал Гарри, — может, тогда ещё какие-нибудь чары отвлечения внимания поставить?
— Поставьте! — закивал Гиббон. — О, я буду вам невероятно признателен! Поставьте! И пусть они все обо мне забудут! Насовсем!
— Непременно, — сказал Гарри, думая, что на месте соседей Гиббона он и без чар постарался бы обходить его дом стороной.
— Я вам буду очень благодарен! — повторил он, вновь погладив виолончель и бросив на Гарри нетерпеливый взгляд. — Очень!
— Я прямо сейчас этим займусь! — заверил Гиббона Гарри и торопливо распрощался.
— Сбежал? — поинтересовался Снейп, дожидавшийся его неподалёку.
— Ага, — признался Гарри, — давай ему на дом запирающие чары наложим. И отвлекающие внимание. Пусть спокойно работает, и нас никто дёргать не будет.
— Может, вообще накрыть его куполом? И чарами невидимости, — предложил Снейп. — Остальным сказать, что дом ушёл под воду — вроде Атлантиды.
— Зачем под воду? — удивился Гарри. — Пусть просто мимо проходят. Нам тут только местной мифологии не хватало!
— Они спросят, куда он делся, — терпеливо проговорил Снейп. — Что ты собираешься сказать?
— Скажу, что сидит дома, — пожал плечами Гарри. — И всё.
— И они, бесспорно, скажут — о, ну раз всё хорошо, пускай сидит. И потеряют интерес, — кивнул Снейп.
— Я вообще не понимаю, — удивился Гарри, — откуда такой интерес к мистеру Гиббону? Три года никому дела до него не было — что он там делает и делает ли вообще.
— Так он не прятался, — пожал плечами Снейп. — И привычно ныл и ненавидел всех и вся. А потом вдруг исчез. Людям некомфортно.
— Людям комфортно, когда их ненавидят? — Гарри во все глаза уставился на Снейпа, — да неправда же! Мои родственники меня не ненавидели, а просто не любили и боялись — но назвать комфортной жизнь рядом с ними... Да я тогда пошёл бы с первым же человеком, который просто поговорил со мной... как с человеком, а не обузой. Если это правда так — то нам целителей надо было ко всем приглашать, а не только к Лестрейнджам!
— Людям комфортно, когда ничего не меняется, — возразил Снейп. — Со временем привыкаешь к тому, что перемены, как правило — к худшему. Гиббон всегда был таким — и все к этому привыкли. Это норма, понимаешь?
— Не понимаю, — грустно сказал Гарри, — наверное, никогда и не пойму.
— Ты не суди по себе, — посоветовал Снейп. — Ты другой и ни на кого не похож. Возможно, твоё восприятие мира уникально, — он вдруг почему-то вздохнул и замолчал, глядя куда-то в море.
А потом спросил:
— Что ты думаешь о Гиббоне?
— Мне его жалко, — задумчиво произнёс Гарри, — вроде и умный, и талантливый, но... — он только рукой махнул.
— Жалко? — переспросил Снейп, и в его взгляде мелькнула печаль. — Почему?
— Да он на человека стал похож, только когда за виолончель взялся! — ответил Гарри. — И то всячески это человеческое в себе прячет.
— Было бы, что прятать, — не удержался Снейп. — Я отлично помню его в школе. Он всегда был злобным истеричным трусом — не то что не дружил ни с кем, на Слизерине с этим сложно, но он даже просто разговаривать по-человечески был не в состоянии. Я вообще не помню, чтобы он спокойно говорил, кроме как отвечая на уроках.