Малый дом в Оллингтоне. Том 2

Александрина желала уехать до завтрака, и Кросби нисколько этому не противоречил, но графиня объявила своей дочери, что если она не подождет завтрака, то его не подадут вовсе, пиршества не будет никакого, а будет обыкновенная свадьба. Если бы еще было большое собрание, то отъезд жениха и невесты мог остаться незамеченным, но графиня чувствовала, что при таком собрании, как нынешнее, ничто, кроме присутствия обреченной жертвы, не могло придать пиршеству существенного блеска. Поэтому Кросби и леди Александрина Кросби выслушали спич мистера Грешама, в котором он предсказывал молодой чете такое громадное количество счастья и благополучия, какое ни под каким видом не могло быть совместимо с обыкновенными обстоятельствами человеческой жизни. Его молодой друг Кросби, познакомиться с которым он считал за особенное удовольствие, был уже известен, как один из возвышающихся столпов государства. Посвятит ли он свою будущую карьеру парламенту или исключительно высшим сферам государственного управления, во всяком случае, карьера эта будет великая, замечательная и сопровождаемая полным успехом. Что касается его молодой племянницы, занявшей теперь в жизни положение, которое служит украшением и блеском для всякой молодой женщины, она не могла поступить лучше этого. Гения она предпочла богатству, так говорил мистер Грешам, и, конечно, получит за это надлежащую награду. Что касается получения надлежащей награды за все то, чему бы она ни отдавала предпочтение, мистер Грешам, без всякого сомнения, был совершенно прав. В этом отношении я сам не имею ни малейшего сомнения. Кросби выразил свою благодарность, произнеся такую речь, какой не произнесли бы при настоящем случае девять человек из десяти, и затем пиршество окончилось! Говорить после речи Кросби никому не позволялось, и через полчаса новобрачные уже мчались в почтовой карете к железнодорожной станции в Фолкстон[33], – это место было избрано для медового месяца. Сначала предполагалось, что поездка в Фолкстон будет только первой станцией путешествия в Париж, но Париж и все другие заграничные путешествия постепенно были отложены до другого времени.

– Я вовсе не думаю о Франции, мы так часто бывали там, – говорила Александрина.

Она желала бы съездить в Неаполь, но Кросби сразу же дал ей понять, что о поездке в Неаполь и мечтать нельзя. Он должен теперь думать об одних только деньгах. С первого шага в новой своей карьере он должен сберегать каждый шиллинг, лишь бы только представилась возможность к подобному сбережению. Такой взгляд на жизнь не встретил со стороны фамилии Де Курси ни малейшей оппозиции, напротив, леди Эмилия объясняла своей сестре, что им следует проводить медовый месяц, стараясь тратить денег не более того, сколько бы понадобилось на расходы в обыденном хозяйстве. Правда, без некоторых вещей обойтись невозможно, – вещей, стоящих довольно дорого. Молодая должна взять с собой нарядно одетую горничную. Квартира в фолкстонском отеле должна состоять из больших комнат, и притом в бельэтаже. На все время пребывания в Фолкстоне должна быть нанята карета, хотя нужно избегать расходов даже в один шиллинг, если мир не заметит, что этот шиллинг потрачен. О, Боже, избави нас от положения тех людей, которые при малых средствах стараются казаться богачами!

С помощью небольшой взятки Кросби успел получить для себя и для жены удобное отделение в вагоне. Подобрав как следует пышный наряд леди Александрины и заняв место напротив нее, Кросби вспомнил, что ему никогда еще не доводилось находиться с ней по-настоящему наедине. Ему часто случалось танцевать вместе с ней, оставаться при ней на несколько минут в антрактах французской кадрили, он ухаживал за ней в многолюдных гостиных и однажды выбрал минуту в замке Курси, чтобы объявить свое желание жениться на ней, несмотря на обещание, которое дано было Лилиане Дейл, но он никогда не прогуливался с ней, как с Лили, по целым часам, никогда не обсуждал с ней правительство, политику, книги, и она никогда не говорила с ним о поэзии, о религии и обязанностях женщины, об удобствах и неудобствах жизни. Он знал леди Александрину лет шесть или семь, и в то же время не знал ее, и возможно, не узнает так, как узнал Лили Дейл в течение каких-нибудь двух месяцев.