Малый дом в Оллингтоне. Том 2

И теперь, когда она стала его женой, о чем бы ему с ней поговорить? Оба они вступили в союз, который должен сделать их на всю жизнь единой плотью, единым организмом. Они должны быть едины во всем. Но каким же образом начать ему свое новое поприще, добиться этого единства? Неужели благословения священника оказалось достаточно, и со стороны Кросби не требовалось никаких действий? Прямо рядом с ним сидела она, его жена, кость от его кости. Но о чем бы начать с ней разговор? Заняв свое место и немного потянув на себя прекрасный меховой плед с алой оторочкой, которым только что укутал ноги жены, Кросби невольно подумал, как было бы несравненно легче начать разговор с Лили. Лили бы вся обратилась в слух, преисполнилась внимания и приготовилась быстро отвечать на его вопросы, развивать какую бы то ни было мысль. В этом отношении Лили была бы настоящею женой – женщиной, которая быстро вникала бы во все соображения мужа. Начни он говорить о своей должности, о службе, и Лили была бы готова слушать его, между тем как Александрина ни разу еще не спросила его о служебных делах. Задумай он какой-нибудь план развлечений на завтрашний день, Лили с готовностью помогла бы в его исполнении, но Александрину не занимали такие пустяки.

– Хорошо ли вам, покойно ли? – спросил он наконец.

– О да, очень хорошо, благодарю вас. Кстати, где мой несессер?

И этот вопрос был сделан с некоторой досадой.

– Он под вами. Не хотите ли поставить его под ноги?

– Нет, исцарапается. Я боялась, что если бы его взяла Анна, то могла бы потерять.

Снова наступило молчание, и снова Кросби задумался о том, что бы еще такое сказать своей жене.

Мы все знаем старый совет о том, что надо делать при подобных обстоятельствах. Кто как ни муж, недавно обвенчавшийся, имеет достаточные основания следовать такому совету? Поэтому Кросби протянул руку и привлек жену к себе.

– Не изомните мне шляпку, – сказала она, почувствовав толчок вагона, в то время когда Кросби поцеловал ее.

Не думаю, чтобы он поцеловал ее еще раз, пока не доставил благополучно ее и ее шляпку в Фолкстон. Ах, как часто целовал бы он Лили, как мила была бы ее шляпка к концу дороги и как очаровательно счастлива казалась бы она, когда бы вздумала побранить его за то, что он помял ее шляпку! Но Александрина только и думала о своей шляпке и совсем не заботилась о выражении счастья.

Таким образом они сидели молча, пока поезд не приблизился к тоннелю.

– Как я ненавижу эти тоннели, – сказала Александрина.

Кросби почти намеревался снова протянуть к ней руку, под влиянием какой-то ошибочной идеи, что тоннель предоставлял ему для этого удобный случай. Вся дорога представляла собой один беспрерывный случай, если бы он желал им воспользоваться, но жена его ненавидела тоннели, и потому Кросби отдернул руку. Маленькие пальчики Лили были бы во всякое время готовы к прикосновению к его руке. Он подумал об этом – не мог не думать.

В саквояже у него лежал номер газеты «Таймс». Александрина тоже имела при себе какой-то роман. Не рассердится ли она, если он вынет газету и займется чтением? Дорога тянулась чрезвычайно медленно, до Фолкстона оставался еще час езды. «Таймс» не выходил у него из головы, но он решился оставить его в покое, до тех пор, пока жена не начнет чтения первой. Леди Александрина тоже вспомнила про свой роман, но она от природы была терпеливее Кросби и притом полагала, что в подобной поездке всякое чтение могло быть неприлично, поэтому она сидела спокойно, устремив глаза на решетку над головой мужа.

Наконец, ему сделалось невыносимо, он решился, во что бы то ни стало, вступить в разговор, разумеется, самый нежный и в то же время серьезный.

– Александрина, – сказал он, придав своему голосу нежно-серьезный в надежде, что слух Александрины уловит это настроение, – Александрина, шаг, который мы совершили сегодня, шаг весьма важный.

– Да, действительно, – сказала она.

– Надеюсь, мы сумеем доставить счастье друг другу.

– Да, я надеюсь, что сумеем.

– Непременно сумеем, если оба станем серьезно думать об этом и помнить, что это наш главный долг.

– Да, я полагаю. Надеюсь только, что наш дом не будет холоден. Он совершенно новый, а я так часто подвержена простудам. Эмилия говорит, что мы посчитаем его очень холодным, она всегда была против того, чтобы мы переехали туда.

– Дом будет очень хорош, – сказал Кросби, и Александрина заметила в его голосе тон господина.

– Я только говорю вам то, что сказывала мне Эмилия.

Если бы Лили была его женой и если бы он заговорил с ней о предстоящей для них жизни и взаимных друг к другу обязанностях, о, как бы она оживила эту тему! Она упала бы перед ним в вагоне на колени и, глядя ему в лицо, обещала бы делать со своей стороны все как можно лучше. И с какой горячей решимостью она дала бы в сердце своем клятву исполнить свое обещание! Теперь он думал обо всем этом, хоть и знал, что ему об этом не надо было думать. Наконец он вынул «Таймс»; увидев это, Александрина раскрыла свой роман.