Малый дом в Оллингтоне. Том 2

Не угодно ли читателю припомнить любовь – впрочем, нет, не любовь: это слово иногда употребляют настольно неправильно, что оно бывает не в состоянии пробудить воспоминания читателя, – так что не любовь, а скорее любезности между леди Дамбелло и мистером Плантагенетом Паллисером? Эти любезности, происходившие в замке Курси, были совершенно открыты во всем своем безобразии перед взорами публики, и надо признаться, что если взоры публики были оскорблены, то оскорбление было весьма легкое.

В общем, взоры публики были оскорблены, и люди, с особенной строгостью следившие за своею нравственностью, говорили весьма странные вещи. Сама леди Де Курси говорила весьма странные вещи, покачивала головой и время от времени роняла таинственные слова, между тем как леди Клэндидлем объяснялась гораздо откровеннее: она прямо высказывала мнение, что леди Дамбелло убежит до мая месяца. Обе они соглашались, что для лорда Дамбелло в потере жены не будет ничего дурного, но весьма уныло покачивали головами, когда говорили о бедном Плантагенете Паллисере. Что касается судьбы графини, той самой графини, которую обе они почти боготворили во время ее пребывания в замке Курси, то о ней ничуть не беспокоились.

Мистер Паллисер, должно допустить, был немного неблагоразумен, конечно, неблагоразумен, если, только зная о носившихся слухах, позволил себе вскоре после визита в замок Курси, совершить поездку в Шропшейр, в резиденцию леди Хартльтон, где граф и графиня Дамбелло предполагали провести зимний сезон и где Плантагенет намеревался побывать еще раз в феврале. Харльтонские обитатели просили его об этом весьма убедительно, и сила убедительности в особенности проявлялась со стороны лорда Дамбелло. Из этого нельзя не заключить, что до харльтонских обитателей не дошли еще носившиеся слухи.

Мистер Плантагенет Паллисер провел Рождество со своим дядей, герцогом Омниумом, в замке Гаверум. Вернее сказать, мистер Плантагенет приехал в замок в первый день Рождества, вечером, к самому обеду, а поутру второго дня уехал. Это вполне согласовалось с правилами его жизни, и люди, более или менее связанные с интересами Омниума, всегда восхищались проявлением этого неподдельного, чисто английского родственного чувства между дядей и племянником. Беседа между ними в подобных случаях всегда отличалась особенною краткостью. Герцог, протягивая правую руку, улыбался и говорил:

– Ну что, Плантагенет, полагаю, очень занят?

Герцог был единственным живым существом, который называл его в лицо Плантагенетом, хотя были десятки людей, которые втихомолку, за его спиной, называли его просто «приятель Планти». Да, герцог был единственным живым существом, называвшим его Плантагенетом. Будем надеяться, что это всегда так бывало и что тут не допускались исключения в отношении каких-нибудь женщин, опасные по своему свойству и неуместные по своим обстоятельствам.

– Ну что, Плантагенет, – сказал герцог при нынешнем случае, – полагаю, очень занят?

– Да, герцог, – отвечал мистер Паллисер. – Когда человек попадет под ярмо, ему трудно высвободиться из-под него.

Герцог вспомнил, что его племянник сделал точно такое же замечание и в Рождество прошлого года.

– Кстати, – продолжал герцог, – мне хотелось сказать тебе несколько слов до твоего отъезда.

Такое предложение со стороны герцога было большим отступлением от принятых им правил, но племянник, разумеется, вменял себе в обязанность повиноваться приказаниям дяди.

– Я увижусь с вами завтра до обеда, – сказал Плантагенет.

– Пожалуйста, – сказал герцог. – Я не задержу тебя больше пяти минут.

И на другой день в шесть часов вечера дядя и племянник говорили с глазу на глаз в кабинете первого.

– Не думаю, чтобы тут было что-нибудь серьезное, – начал герцог, – но между некоторыми людьми идут толки о тебе и леди Дамбелло.

– Клянусь честью, эти люди очень добры.

И мистер Паллисер припомнил факт – это действительно был факт, – что много лет тому назад между некоторыми людьми тоже шли толки о его дяде и мачехе леди Дамбелло.

– Да, довольно добры, не правда ли? Ты, кажется, приехал сюда прямо из Хартльбьюри?

Хартльбьюри была резиденция маркиза Хартльтона.

– Именно так, и в феврале намерен опять туда ехать.

– Очень жаль, очень жаль. Я говорю это не потому, что хочу вмешиваться в твои дела, ты, конечно, согласишься, что я никогда этого не делал.

– Нет, никогда, – сказал племянник, утешая себя внутренним убеждением, что никакое подобного рода вмешательство со стороны его дяди не могло быть возможным.

– Но в этом случае было бы хорошо для меня, и еще лучше для тебя, если бы ты ездил в Хартльбьюри как можно реже. Ты сказал, что хочешь ехать туда, и, без всякого сомнения, поедешь. Но на твоем месте я остался бы там не более как на день или два.