Несмотря на это в течение первой недели своего пребывания в Хартльбьюри он не сказал ни одного нежного слова, ограничиваясь только замечаниями насчет погоды. Правда, иногда он заговаривал о выступлении по случаю открытия парламента, о приближении дня этого открытия, о том, что речь его должна быть основана на статистике, что у него в голове одни только цифры да деловые бумаги, говорил, что у него огромная корреспонденция, так что день часто оказывался недостаточно длинным для всех его целей. Паллисер чувствовал, что интимная связь, которую он старался завязать, много теряла от труженической рутины его жизни, но все же ему хотелось бы что-нибудь сделать до отъезда из Хартльбьюри, ему хотелось показать особенное свойство своего внимания. Он хотел сказать ей что-нибудь такое, что бы открыло ей тайну его сердца. Он решался на это изо дня в день. А между тем день проходил за днем, и он ничего не говорил. Ему казалось, что лорд Дамбелло обращался с ним холоднее прежнего, мешал его разговорам с женой и при этом хмурился, но, по его словам, он мало обращал внимания на холодные и сердитые взгляды лорда Дамбелло.
– Когда вы переедете в город? – спросил он однажды вечером, обращаясь к леди Дамбелло.
– Вероятно, в апреле. Раньше этого, я думаю, мы не оставим Хартльбьюри.
– Конечно. Вы проведете здесь сезон весенней охоты?
– Да, лорд Дамбелло всегда проводит здесь весь март. Иногда на день, на два уезжает в Лондон.
– Как это мило! А я, вы знаете, в четверг должен быть в Лондоне.
– По случаю открытия парламентских заседаний?
– Совершенно так. Если бы вы знали, какая скука, а делать нечего, надо ехать.
– Если это входит в круг обязанностей человека, то, мне кажется, он должен быть там.
– К сожалению, да, человек должен повиноваться внушениям долга.
При этом мистер Паллисер окинул взглядом всю комнату, и ему показалось, что на него были устремлены глаза лорда Дамбелло. Как хотите, а труд был тяжелый. По правде сказать, мистер Паллисер не знал, с чего начать. Что ему нужно было говорить ей? Каким образом начать разговор, который бы кончился объяснением в нежных чувствах? Леди Дамбелло была, бесспорно, очень хороша, и в глазах мистера Паллисера казалась очень интересной, но, хоть убейте, он не знал, как начать разговор и что сказать для нее особенное. Связь с такой женщиной, как леди Дамбелло, – разумеется, платоническая, невинная, но тем не менее истинная, – сообщила бы особенную прелесть его жизни, которая при нынешних обстоятельствах была довольна суха. Благодаря молве, которая дошла до него через его дядю, он узнал, что леди Дамбелло неравнодушна к нему. И действительно, она так смотрела, как будто он ей нравился, но каким образом сделать первый приступ? Он вполне изучил науку изумлять палату общин и поднимать тревогу в британской нации посредством своих громадных и точных статистических познаний, но что ему сказать хорошенькой женщине?
– Так в апреле вы наверно будете в Лондоне?
Это было при другом случае.
– О да, я думаю.
– И опять в Карльстонских садах?
– Да, лорд Дамбелло нанял тот же дом.
– В самом деле? Какой великолепный дом! Надеюсь, мне будет позволено заглядывать туда время от времени.
– Конечно, только я знаю, что вы будете очень заняты.
– Кроме субботы и воскресенья.
– Я всегда принимаю по воскресеньям, – сказала леди Дамбелло.
Мистер Паллисер сознавал, что тут вовсе не проглядывало особенного расположения. Позволение заглядывать время от времени, доступное для всех других знакомых, ровно ничего не значило, но все же для него это удовольствие имело такую важность, которой он ожидал при нынешнем случае. Паллисер оглянулся и опять увидел, что взор лорда Дамбелло был очень мрачен. Паллисер начал сомневаться, что загородный дом, где все постоянно на глазах друг у друга, может служить лучшим в мире местом для подобного маневра. Леди Дамбелло была очень хороша, и он любил смотреть на нее, но ему никак не удавалось отыскать предмета, которым можно было заинтересовать ее в хартльбьюрийской гостиной. Позже вечером он начал говорить ей что-то насчет сахарных пошлин и потом увидел, что лучше было не начинать. Ему оставался только один день, но этот день необходимо было посвятить приготовлению парламентской речи. Лучше отложить до Лондона, там это пойдет гораздо легче. Да, в лондонских салонах, наполненных народом, дело пойдет гораздо легче, и притом лорд Дамбелло не станет торчать перед ним и глазеть на него. Леди Дамбелло благосклонно выслушала сентенцию о сахарных пошлинах и попросила определить наибольшую их величину. Это все-таки больше походило на настоящий разговор, но выбор темы был неудачен и не мог, в его руках, быть заменен другой, более сентиментальной, потому он решился отложить свои действия до лондонской весны, которая должна была помочь ему, и, сделав это, он чувствовал, что избавился на некоторое время от тяжелого бремени.
– Прощайте, леди Дамбелло, – сказал он на другой вечер. – Завтра рано утром я уезжаю.
– Прощайте, мистер Паллисер.