– Верно, потому что я знаю, что ты гораздо лучше меня.
– Я не настолько лучше, чтобы быть способной забыть все прошедшее. Я знаю, что никогда не буду в состоянии сделать это. Я обо всем подумала, я приняла неизменное решение.
– Лили, Лили! Умоляю тебя, не говори этого.
– А я говорю, и что же? Ведь я не очень грустила и не впала в меланхолию, не правда ли, Белл? Мне кажется, что я заслуживаю некоторое одобрение, а между тем ты не даешь мне никакого права в свете.
– Какого же ты желаешь от меня права?
– Говорить о докторе Крофтсе.
– Лили, ты злая, злая тиранка. – И Белл наклонилась к ней на грудь и целовала ее, скрывая свое лицо в вечернем сумраке.
После этого у Лили не оставалось более сомнения, что Белл была неравнодушна к доктору Крофтсу.
– Ведь ты слышала, что он говорил, дорогая моя, – сказала мистрис Дейл на следующий день, когда после отъезда доктора Крофтса все три находились в комнате больной. Мистрис Дейл стояла по одну сторону постели, а Белл по другую, между тем как Лили нападала на обеих. – Завтра тебе можно встать на часок или на два, но он думает, что лучше не выходить из комнаты.
– Что же из этого выйдет хорошего, мама? Мне так надоело смотреть на одни и те же обои. Это такие скучные обои. Все считаешь да пересчитываешь узор. Не понимаю вашего терпения, как вы можете жить здесь!
– Как видишь, я привыкла.
– К подобного рода вещам я никогда бы не привыкла, все считаешь, считаешь и считаешь. Сказать ли вам, что бы мне хотелось сделать, и я убеждена, что это будет самое лучшее.
– Что же именно? – спросила Белл.
– А вот что: встать завтра утром в девять часов и отправиться в церковь, как будто со мной ничего не было. Потом, когда доктор Крофтс приедет вечером, вы ему скажете, что я ушла в школу.
– Я бы тебе не советовала, – сказала мистрис Дейл.
– Он был бы приведен в самое приятное изумление, убедившись, что я не умерла до вечера, как следовало бы по правилам медицины. Он был бы поставлен в совершенный тупик.
– Это было бы весьма неблагодарно с нашей стороны, боюсь, чтобы не больше, – заметила Белл.
– Совсем нет, нисколько. Пусть он не приезжает, если ему не нравится. Впрочем, я не верю, что он ездит сюда для того, чтобы лечить меня. Вы делаете, мама, очень хорошо, что смотрите на его визиты именно с этой точки зрения, но я уверяю, что правда на моей стороне. И знаете ли, что я намерена сделать? Я притворюсь, что мне стало хуже, иначе бедненький лишится своего единственного счастья.
– Пусть говорит что хочет, пока не выздоровеет, – сказала, смеясь, мистрис Дейл.
Уже почти стемнело, и мистрис Дейл не заметила, как рука Белл проскользнула под одеяло и поймала руку сестры.
– Я права на счет доктора, мама, – продолжала Лили. – Пусть Белл скажет, что это неправда. Я бы, так и быть, простила ему, что он держит меня в постели, лишь бы он заставил Белл влюбиться в него.
– Она уже вытребовала себе это право, мама, – сказала Белл, – говорить что вздумается, пока не выздоровеет.
– Я намерена всегда говорить, что мне вздумается, и намерена всегда пользоваться этим правом.
В следующее воскресенье Лили встала, но не выходила из спальни матери. Она сидела с той полугорделивой полуцарственной осанкой, которая так идет выздоравливающим, первый раз вставшим с постели после периода слабости и зависимости, когда приехал доктор Крофтс. Там, в спальне, она скушала маленький кусочек жареной баранины и назвала свою мать скупой старухой, потому что ей не позволили скушать больше. Там она выпила полстакана портвейна, утверждая, что вино было кислое, вдвойне хуже докторской микстуры. И там же, хотя это было воскресенье, она вполне насладилась последним часом дня, читая очаровательный новый роман, который только что появился в свет, вызвав целый ряд рецензий со стороны молодой и старой читающей публики.
– Мне кажется, Белл, она поступила совершенно справедливо, приняв его предложение, – сказала Лили, закрывая книгу, потому что становилось уже темно.
– Тут и не могло быть иначе, – сказала Белл. – В романах все идет отлично, все сходит с рук, поэтому-то я их и не люблю. Там у всех жизнь уж слишком сладкая.
– А я потому-то и люблю их, что там жизнь сладкая. В проповеди, например, говорится не о том, что вы есть на самом деле, а о том, чем вы должны быть; в романах говорится не о том, чего вы должны достигать, а о том, чего бы желали достичь.
– Уж если это так, то я охотнее вернулась бы к романам старой школы и желала бы видеть героиню романа действительно героиней, которая идет пешком всю дорогу от Эдинбурга до Лондона и попадает в руки разбойников или ухаживает за раненым героем и в то же время описывает битву, глядя из окна. Правда, все это нам наскучило, но уж если иметь перед собой картину жизни, так пусть это будет картина действительной жизни.
– Нет, Белл, нет! – сказала Лили. – Иногда настоящая жизнь бывает очень грустна.
Белл тут же бросилась к ногам сестры, целовала ей руки, обнимала колена и умоляла Лили перестать смотреть на жизнь с такой горечью.