Читаем Малькольм полностью

Он не сделал движения, чтобы остановить ее.

— Я всегда буду мадам Жерар. Ваши приказы не могут уничтожить моей сути.

— Я не отдаю в этом случае никаких приказов, как вы и сами видите, — ответил он ей.

Она посмотрела на пистолет.

— Это вы, милая, перестали быть мадам Жерар. Я к вам не прикоснулся, — наконец заметил он.

— Как я могу перестать быть ей! Разве я не была ей прошлой ночью, когда вы выписали десятитысячный чек Элоизе Брейс?

— Это была последняя ночь вашего существования, — пояснил он.

Она полунацелила пистолет на него.

— Я развожусь с вами, чтобы жениться на Лорин Рафаэльсон.

Мадам Жерар подняла руку с пистолетом, как человек, готовый приказать целой армии самоистребиться, но затем дала руке упасть, не окончив всесильного жеста. Она воскликнула слабо и без усмешки:

— Жена лилипута.

— Мы нашли друг друга, — сказал он, подобрал пистолет, которому она дала выпасть на пол, и положил на крышку журнального столика.

— Я не позволю вам принижать себя, — начала она. — Вы можете жениться на ком угодно другом. Я даже настаиваю, чтобы вы женились на женщине своего класса. Но я не позволю вам… ее.

Внезапно к ней пришла мысль:

— И она станет мадам Жерар?

— Именно так, — ответил он.

— Но вам настолько легче сменить ваши имена, чем мне мое, — упрашивала она.

— Вы забываете, кто дал вам ваше имя. И еще вы не понимали, что все это время, — сейчас Жерар почти угрожающе подошел к ней, — победу торжествовал я. Я есть победа.

Она согнулась от его слов.

— Вы сейчас торжествуете, — признала она. — Но я погублю вас…

— Как же?

— С помощью одного прекрасного молодого человека.

Он рассмеялся.

— Я — мадам Жерар, — продолжала она. — Целый мир знает меня под этим именем, целому миру не так легко потерять память.

— Мир помнит только то, что ему говорят власть и деньги.

Он говорил с ней так, будто зачитывал какой-то документ.

— И моя власть и деньги постанавливают, что вас не существует.

— Я всегда побеждаю, — повторила она бессвязно.

— Так было в лагуне, в дни, когда я чувствовал к вам странную любовь. Какой странной она была, — засмеялся он.

— Жерар Жерар! Потерпите, пожалейте. Я могу измениться!

— Времени и удаче есть предел, — сказал он. — Теперь вы в прошлом.

— Без имени, без состояния, — прокричала она.

— Дорогая, — он расписался в воздухе, — вы по-прежнему будете обеспечены. — К его голосу примешалась холодная жалость. — Вы будете жить в достатке, будете широко развлекаться. Сможете видеть своих «красавчиков».

— Но мое имя! — завопила она. — Я повсюду известна как мадам Жерар.

— Это имя будет у вас забрано. Оно уже забрано.

— Значит, вы хотите уничтожить мою личность?

— Ваши друзья, ваши молодые люди будут приходить к вам, к той, кто вы есть. Ваша незамутненная победа, как вы ее всегда называли, достигнута. Вы совершенно свободны — разве вы не видите?

— Но мне нужно имя. Это имя — мое.

— Слишком поздно, — проговорил он. — Лорин ждет меня. Нам так много нужно обсудить. И так мало времени на счастье, которое у меня с ней будет.

— Мое имя! Вы не можете забрать его. Возьмите деньги, победу, но оставьте меня мадам Жерар.

— Судьба уже переменилась. Вы говорите, как должна была говорить много лет назад та молодая меланхолическая женщина у лагуны.

— Жерар Жерар, — взмолилась она и упала на колени перед ним.

— Целая неделя мелодрамы, — сказал он утомленно. — Целая жизнь мелодрамы.

Он застегнул пальто.

— Ваши ботинки так прекрасно начищены, — прорыдала она.

Она вдруг поцеловала его ботинки.

— Оставьте меня той, кто я есть, — умоляла она. — Оставьте мне мадам Жерар.

Она увидела, как ботинки выступают из ее объятий, а через минуту услышала, как закрылась массивная входная дверь.

<p>В ботаническом саду</p>

Ранним-ранним утром Малькольм, крепко спящий в большой кровати с тремя музыкантами, был разбужен Элоизой Брейс.

— Жерар Жерар просит, чтобы ты немедленно приехал увидеться с ним в ботаническом саду, — провозгласила она.

Малькольм медленно открыл глаза и уставился на нее.

Она повторила новости под ворчание и жалобы трех музыкантов, один из которых носил на голове шелковый чулок вместо чепца. Вообще все они улеглись несколько минут назад и только-только успели сладко заснуть.

— Это очень важно для твоего будущего, Малькольм, — продолжила Элоиза Брейс. — Ты ОБЯЗАН поехать к нему.

Малькольм непонимающе смотрел на нее.

— Вспомни, твои деньги расходятся, ты отказался от номера в отеле, а отца из мертвых не вернешь.

— А мой портрет! — воскликнул Малькольм.

— Никакого портрета больше нет, малыш, — веско ответила Элоиза. — Помнишь?

— Вы меня выставляете со всеми пожитками? — закричал мальчик.

— Ради всего святого! — музыкант с шелковым чулком на голове поднялся, разгневанный беспокойством.

— Ш-ш-ш, пойдем сейчас же, Малькольм, — сказала Элоиза. — У тебя нет выбора, окей? Никакого выбора в этом вопросе.

Она потащила его в ванную, где он оделся, а потом вниз, на кухню в подвале. Там она поспешно подала ему кружку кофе с молоком, потом подвела к тротуару и крикнула кэб.

Она поцеловала его на прощанье.

Перейти на страницу:

Все книги серии Creme de la Creme

Темная весна
Темная весна

«Уника Цюрн пишет так, что каждое предложение имеет одинаковый вес. Это литература, построенная без драматургии кульминаций. Это зеркальная драматургия, драматургия замкнутого круга».Эльфрида ЕлинекЭтой тонкой книжке место на прикроватном столике у тех, кого волнует ночь за гранью рассудка, но кто достаточно силен, чтобы всегда возвращаться из путешествия на ее край. Впрочем, нелишне помнить, что Уника Цюрн покончила с собой в возрасте 55 лет, когда невозвращения случаются гораздо реже, чем в пору отважного легкомыслия. Но людям с такими именами общий закон не писан. Такое впечатление, что эта уроженка Берлина умудрилась не заметить войны, работая с конца 1930-х на студии «УФА», выходя замуж, бросая мужа с двумя маленькими детьми и зарабатывая журналистикой. Первое значительное событие в ее жизни — встреча с сюрреалистом Хансом Беллмером в 1953-м году, последнее — случившийся вскоре первый опыт с мескалином под руководством другого сюрреалиста, Анри Мишо. В течение приблизительно десяти лет Уника — муза и модель Беллмера, соавтор его «автоматических» стихов, небезуспешно пробующая себя в литературе. Ее 60-е — это тяжкое похмелье, которое накроет «торчащий» молодняк лишь в следующем десятилетии. В 1970 году очередной приступ бросил Унику из окна ее парижской квартиры. В своих ровных фиксациях бреда от третьего лица она тоскует по поэзии и горюет о бедности языка без особого мелодраматизма. Ей, наряду с Ван Гогом и Арто, посвятил Фассбиндер экранизацию набоковского «Отчаяния». Обреченные — они сбиваются в стаи.Павел Соболев

Уника Цюрн

Проза / Современная русская и зарубежная проза / Современная проза

Похожие книги