Он не сделал движения, чтобы остановить ее.
— Я всегда буду мадам Жерар. Ваши приказы не могут уничтожить моей сути.
— Я не отдаю в этом случае никаких приказов, как вы и сами видите, — ответил он ей.
Она посмотрела на пистолет.
— Это вы, милая, перестали быть мадам Жерар. Я к вам не прикоснулся, — наконец заметил он.
— Как я могу перестать быть ей! Разве я не была ей прошлой ночью, когда вы выписали десятитысячный чек Элоизе Брейс?
— Это была последняя ночь вашего существования, — пояснил он.
Она полунацелила пистолет на него.
— Я развожусь с вами, чтобы жениться на Лорин Рафаэльсон.
Мадам Жерар подняла руку с пистолетом, как человек, готовый приказать целой армии самоистребиться, но затем дала руке упасть, не окончив всесильного жеста. Она воскликнула слабо и без усмешки:
— Жена лилипута.
— Мы нашли друг друга, — сказал он, подобрал пистолет, которому она дала выпасть на пол, и положил на крышку журнального столика.
— Я не позволю вам принижать себя, — начала она. — Вы можете жениться на
Внезапно к ней пришла мысль:
— И
— Именно так, — ответил он.
— Но вам настолько легче сменить ваши имена, чем мне мое, — упрашивала она.
— Вы забываете, кто дал вам ваше имя. И еще вы не понимали, что
Она согнулась от его слов.
— Вы сейчас торжествуете, — признала она. — Но я погублю вас…
— Как же?
— С помощью одного прекрасного молодого человека.
Он рассмеялся.
— Я — мадам Жерар, — продолжала она. — Целый мир знает меня под этим именем, целому миру не так легко потерять память.
— Мир помнит только то, что ему говорят власть и деньги.
Он говорил с ней так, будто зачитывал какой-то документ.
— И моя власть и деньги постанавливают, что вас не существует.
— Я всегда побеждаю, — повторила она бессвязно.
— Так было в лагуне, в дни, когда я чувствовал к вам странную любовь. Какой странной она была, — засмеялся он.
— Жерар Жерар! Потерпите, пожалейте. Я могу измениться!
— Времени и удаче есть предел, — сказал он. — Теперь вы в прошлом.
— Без имени, без состояния, — прокричала она.
— Дорогая, — он расписался в воздухе, — вы по-прежнему будете обеспечены. — К его голосу примешалась холодная жалость. — Вы будете жить в достатке, будете широко развлекаться. Сможете видеть своих «красавчиков».
— Но мое имя! — завопила она. — Я повсюду известна как мадам Жерар.
— Это имя будет у вас забрано. Оно
— Значит, вы хотите уничтожить мою личность?
— Ваши друзья, ваши молодые люди будут приходить к вам, к той, кто вы есть. Ваша незамутненная победа, как вы ее всегда называли, достигнута. Вы совершенно свободны — разве вы не видите?
— Но мне нужно имя. Это имя — мое.
— Слишком поздно, — проговорил он. — Лорин ждет меня. Нам так много нужно обсудить. И так мало времени на счастье, которое у меня с ней будет.
— Мое имя! Вы не можете забрать его. Возьмите деньги, победу, но оставьте меня мадам Жерар.
— Судьба уже переменилась. Вы говорите, как должна была говорить много лет назад та молодая меланхолическая женщина у лагуны.
— Жерар Жерар, — взмолилась она и упала на колени перед ним.
— Целая неделя мелодрамы, — сказал он утомленно. — Целая жизнь мелодрамы.
Он застегнул пальто.
— Ваши ботинки так прекрасно начищены, — прорыдала она.
Она вдруг поцеловала его ботинки.
— Оставьте меня той, кто я есть, — умоляла она. — Оставьте мне
Она увидела, как ботинки выступают из ее объятий, а через минуту услышала, как закрылась массивная входная дверь.
В ботаническом саду
Ранним-ранним утром Малькольм, крепко спящий в большой кровати с тремя музыкантами, был разбужен Элоизой Брейс.
— Жерар Жерар просит, чтобы ты немедленно приехал увидеться с ним в ботаническом саду, — провозгласила она.
Малькольм медленно открыл глаза и уставился на нее.
Она повторила новости под ворчание и жалобы трех музыкантов, один из которых носил на голове шелковый чулок вместо чепца. Вообще все они улеглись несколько минут назад и только-только успели сладко заснуть.
— Это очень важно для твоего будущего, Малькольм, — продолжила Элоиза Брейс. — Ты ОБЯЗАН поехать к нему.
Малькольм непонимающе смотрел на нее.
— Вспомни, твои деньги расходятся, ты отказался от номера в отеле, а отца из мертвых не вернешь.
— А мой портрет! — воскликнул Малькольм.
— Никакого портрета больше нет, малыш, — веско ответила Элоиза. — Помнишь?
— Вы меня выставляете со всеми пожитками? — закричал мальчик.
— Ради всего святого! — музыкант с шелковым чулком на голове поднялся, разгневанный беспокойством.
— Ш-ш-ш, пойдем сейчас же, Малькольм, — сказала Элоиза. — У тебя нет выбора, окей? Никакого выбора в этом вопросе.
Она потащила его в ванную, где он оделся, а потом вниз, на кухню в подвале. Там она поспешно подала ему кружку кофе с молоком, потом подвела к тротуару и крикнула кэб.
Она поцеловала его на прощанье.