Читаем Малькольм полностью

— Ты слышала, что я сказал, для одного. Так и есть, — Джером повысил голос, а потом подскочил и, неожиданно обернувшись к Малькольму, выхватил у него яблоко чуть ли не изо рта и швырнул в камин.

— Ненавижу этих капиталистов Жераров, — воскликнул он.

Элоиза Брейс принялась заламывать руки, а Малькольм смотрел на все с открытым ртом. На его полувысунутом языке лежали непрожеванные куски яблока.

Кермит смотрел из угла, мрачный, как туча.

— Но ты же всегда хотел денег, — увещевала Элоиза. — И они заплатили за картину.

— Не за картину, и ты прекрасно это знаешь, — прогремел Джером.

— Милый мой, — проговорила Элоиза и, подойдя к мужу, положила ему голову на плечо.

Джером грубо стряхнул ее со словами:

— Пойди встань там с мальчиками, не надо изображать чувство.

Элоиза покорно прошла в ту часть комнаты, где размещались мальчики. Малькольм подобрал свое яблоко, обдул его и снова зачавкал. Элоиза не смогла удержаться и прижала палец к его рту как предостережение.

— Мне хотелось бы, чтобы ты все мне объяснил, милый, — Элоиза попыталась умаслить его издалека.

— Почему я должен объяснять то, что прозрачно, — напряженно ответил Джером. — Мадам Жерар невысокого мнения о тебе, как о художнице.

— Но она отдала мне дань, — Элоиза осеклась, она больше не хотела ничего слышать.

— Мне объяснить тебе простыми словами? — прокричал Джером.

— Да, тут потребуются простые слова, — сказала она, минуту подумав.

— Кажется, ты ждешь от меня безжалостности, — подчеркнул Джером.

— Я хочу, чтобы все слова были сказаны, — ответила Элоиза с большей силой, чем раньше.

— Мадам Жерар, как и многие в нашем кругу, ослеплена Малькольмом, — тут Джером указал на мальчика, 1 Малькольм привстал, легко поклонился и проглотил остатки яблока.

— Но Джером, — взмолилась Элоиза, — ведь это будет картина. Кто бы ни был моделью, важна картина!

— Конечно, картина будет, — продолжил Джером со зловещей лаской.

— Значит, все решено. Все решено, и все в порядке, — Элоиза напирала на мужа.

— Ничего не решено, и ничто между нами уже не будет в порядке, — накричал на нее Джером, сизый от гнева.

— Как все это знакомо и закончено, — промолвил Кермит, вдруг выступив из угла.

— Хоть раз помолчите, Кермит, не участвуйте в этом, — Элоиза повернулась к карлику.

Кермит обнажил зубы в своей привычной сардонической немой улыбке.

— Почему не решено? — Элоиза вернулась к спору с мужем.

— Эти деньги — взятка, и больше ничего. Приняв эти деньги, — Джером надсадно кричал, и слюна его кропила лицо жены, — приняв эти деньги, ты не только провозгласила всему миру, что перестала быть серьезным художником (как мадам Жерар считает и без того); ты дала ей, говоря ее же словами, carte blanche заходить в этот дом во всякое время, когда она избежит надзора мужа. И она, вероятно, считает, что купила Малькольма тоже — хотя почем мне знать, может, он так же отвратительно богат, как она и ее бесчестный финансист.

Теперь Малькольм вышел вперед, чтобы что-то сказать, но Элоиза грубо (как ему показалось) оттолкнула его в угол к Кермиту.

— Значит, как обычно, все, что я сделала, все, к чему я стремилась, — это ошибка, — Элоиза подытожила их беседу.

— Я говорю о ситуации. До тебя я еще не дошел, — ответил Джером.

— Но ситуацию создала я. Где твоя честность? Ты делаешь вид, что я ни в чем не повинна?

— Ты приняла деньги на ложных основаниях.

— Что же ты желаешь? Что ты решил в таком случае?

Элоиза покорно протянула руки.

— Может быть только одно решение, — сказал ей Джером.

Элоиза стояла и смотрела на него. Она побелела, как муж. Не дождавшись от него продолжения, она повернулась к нему спиной, подошла к буфету, сняла бутылку с бренди и налила себе щедрую мерку.

— Не пей… сейчас, — попросил ее Джером.

— Я должна выпить, чтобы выслушать, что ты мне скажешь.

— Ты не знаешь, что я тебе собираюсь сказать, — Джером опять рассвирепел.

— В этой комнате нет таких недоумков, чтобы не знать, что же ты мне собираешься сказать.

— Вот, что я хотел сказать тебе, Элоиза… ты пьешь, как мадам Жерар, — ответил ей муж.

— А ты морализируешь больше, чем сам мистер Кокс, — парировала Элоиза.

— Они вспомнили мистера Кокса, — крикнул Малькольм Кермиту.

— Молчать, — Элоиза вновь обернулась к мальчику. — Молчите или выйдите из комнаты.

— Ты можешь держать себя в руках? — проорал Джером, подошел к жене и забрал стакан с бренди из ее рук.

— Значит, ты мне даже не позволишь принять болеутоляющее перед тем, что случится, — проговорила Элоиза.

— Ты не просто предала себя, — сказал Джером, — ты унизила наш брак.

— Да, это я, всегда я низкая, а ты, ты со своими годами страданий, всегда благородный.

Кермит рассмеялся вслух из своего угла, но никто недодумал одернуть его.

— Скажи мне тогда, какой несусветности ты хочешь? — сказала Элоиза мужу задушенным голосом. — Скажи мне или замолчи.

— Элоиза, — произнес Джером ровным твердым голосом, тем же тоном, каким он убеждал мадам Жерар покинуть их дом, — ты прекрасно знаешь, что это ты мне все должна сказать.

— Я знала, что ты так и поступишь, — Элоиза сложила руки на груди.

Перейти на страницу:

Все книги серии Creme de la Creme

Темная весна
Темная весна

«Уника Цюрн пишет так, что каждое предложение имеет одинаковый вес. Это литература, построенная без драматургии кульминаций. Это зеркальная драматургия, драматургия замкнутого круга».Эльфрида ЕлинекЭтой тонкой книжке место на прикроватном столике у тех, кого волнует ночь за гранью рассудка, но кто достаточно силен, чтобы всегда возвращаться из путешествия на ее край. Впрочем, нелишне помнить, что Уника Цюрн покончила с собой в возрасте 55 лет, когда невозвращения случаются гораздо реже, чем в пору отважного легкомыслия. Но людям с такими именами общий закон не писан. Такое впечатление, что эта уроженка Берлина умудрилась не заметить войны, работая с конца 1930-х на студии «УФА», выходя замуж, бросая мужа с двумя маленькими детьми и зарабатывая журналистикой. Первое значительное событие в ее жизни — встреча с сюрреалистом Хансом Беллмером в 1953-м году, последнее — случившийся вскоре первый опыт с мескалином под руководством другого сюрреалиста, Анри Мишо. В течение приблизительно десяти лет Уника — муза и модель Беллмера, соавтор его «автоматических» стихов, небезуспешно пробующая себя в литературе. Ее 60-е — это тяжкое похмелье, которое накроет «торчащий» молодняк лишь в следующем десятилетии. В 1970 году очередной приступ бросил Унику из окна ее парижской квартиры. В своих ровных фиксациях бреда от третьего лица она тоскует по поэзии и горюет о бедности языка без особого мелодраматизма. Ей, наряду с Ван Гогом и Арто, посвятил Фассбиндер экранизацию набоковского «Отчаяния». Обреченные — они сбиваются в стаи.Павел Соболев

Уника Цюрн

Проза / Современная русская и зарубежная проза / Современная проза

Похожие книги