Лжедмитрий

— Казаки! — сказал Хрущёв бодрым громким голосом, даже на краю острова услышали его те, кто коней купал. А на майдане стало тихо в самых дальних углах. — Христиане! Великий царь московский Борис Фёдорович помнит и ценит ваши услуги христианской вере и Церкви Христовой. Он сегодня обращается к вам с твёрдым увещеванием: не поддавайтесь на уговоры лукавого человека, который выдаёт себя за покойного царского сына. Никакой то не царевич. То беглый монах из Чудова монастыря, по прозванию Гришка Отрепьев. И читал я вам про то царскую грамоту уже несколько раз, а сейчас говорю для тех, кто ещё не слышал. А грамота уже у вашего кошевого атамана! Проворовался этот Гришка Отрепьев, но отвечать за содеянное было страшно. Вот и вздумал броситься в бега. И занялся чернокнижием. Дьявол дал ему силу. Сблизился он с врагами православной веры и хочет народ православный обратить в латинскую веру, чему рад будет Папа Римский. И многих удалось уже совратить с пути истинного, кто в Бога слабо верует! Так что одумайтесь, казаки, потому что ведомо царю: и среди вас есть такие, кто готов помогать Гришке окаянному! И есть у царя-батюшки известия, что некоторые из вас готовы воевать против Московского государства! Что вы уже собираетесь в шайки.

Как уж ни торопился Хрущёв, наученный опытом последних дней — да и не только последних, знал казацкую натуру, — а не успел снова высказаться. Оборвал его гром голосов.

И что началось!

— Врёт он, братове! — кричали с одной стороны. — В шею его, проклятого!

— В Днепре утопить!

И даже пытались приблизиться. Только кошевой Ворона не позволил. Крикнул, что это — посол. И дюжие казаки стеною стали на защиту Хрущёва.

А с другой стороны накатывалось не менее грозное:

— Правду режет! Нельзя на царя православного!

— На турка ударим!

— На ляха! — кричали третьи. — Это ксёндзы придумали!

Петро Коринец улучил мгновение, оказался рядом с Хрущёвым. Царский слуга от неожиданности прикрыл голову руками.

Казаки захохотали, поняв его испуг. И тут же узнали Петра Коринца.

— Го! — закричали уже ему. — А ты откуда?

— Коринец?

— Ты же на Дон уезжал!

Коринец решил воспользоваться замешательством кошевого Вороны.

— Казаки! — закричал уже Коринец. — Есть на свете беглый монах Григорий Отрепьев! Правду говорит Хрущ! Я сам видел того монаха на Дону. Да только лет ему за пятьдесят. И нисколько он не выдаёт себя за царевича Димитрия. И бежал он действительно из Чудова монастыря. А что правду говорю — так это вы от него самого услышите! Потому что через неделю-другую Гришка Отрепьев будет здесь! Он сам расскажет вам, почему бежал из монастыря. И расскажет правду о том, как поступал вор Борис Годунов, лишив царевича Димитрия отцовского престола и даже чуть не зарезав его. Богом клянусь, что правду говорю!

Хрущёв, опомнившись, выпучил глаза. Он обернулся за содействием в сторону кошевого. А тот поднял беспомощно плечи: дескать, что я могу? От смерти тебя спасаю, хоть это цени!

— Враки! Враки! — закричал что мочи Хрущёв, отстраняясь от Коринца.

А Коринец ещё громче:

— Какие же это враки? Царевич весною был вот здесь, у нас! Вот на этом месте стоял! Ещё остались казаки, которые его видели и слушали! Не все ушли в походы. Не все сгинули. Отзовитесь!

В толпе раздались голоса:

— Да! Видели! Был!

— Молодой был и бравый!

— И помощь ему обещали!

Коринец взглянул на кошевого. Подтвердит ли тот? Но лицо кошевого сделалось красным, как варёный днепровский рак. Он что-то шептал Хрущёву на ухо и указывал на казаков, которые купали за куренями коней.

— Царевич просил у нас помощи против супостата! Мы должны ему помочь! — возвысил голос Коринец. — Обещали! На Дону казаки готовы выступить хоть сегодня. Вместе с Григорием Отрепьевым они пришлют к нам своих послов! Ждите!

От речей Коринца количество криков, направленных против Хрущёва, явно увеличивалось.

Хрущёв попытался ещё что-то сказать, но вдруг сообразил, что растерял всё то, чего добился было за эти несколько дней. А виною всему — Коринец. Царёв посланец опустил голову.

— Хруща под секвестр! — закричали казаки. — Под секвестр собаку!

— Будем ждать Гришку Отрепьева!

— А если правда всё то, о чём сказал Коринец, то закуём Хруща в оковы!

— Да! И отправим к царевичу!

18

Как только Андрей Валигура оказывался в покое на первом этаже княжеского флигеля, где жил теперь московский царевич, он всякий раз ловил себя на мысли, что его неудержимо тянет к окнам.

Окна были высокие, стрельчатые. А то, что можно было видеть сквозь небольшие стёкла, забранные свинцовой тонкой рамой, складывалось в чудесную картину. Украшением картины выступало каменное крыльцо с белой балюстрадой в доме напротив, в котором жил теперь воевода Мнишек. Андрей без труда, но с волнением заключал: притягательной для него в этих окнах стала сама возможность появления на крыльце воеводской дочки, панны Марины.