По потолку, по стенам нашего номера в «Гранд-отеле» бегают розовые гекконы. Почему им это удается — бегать вниз головой по потолку, — никому неизвестно, ибо ни присоски, ни клейкие вещества на лапках у них не обнаружены. Гекконы же, не считаясь с современным уровнем научных знаний, носятся по номеру, как и где им заблагорассудится.
Эти милейшие голубоглазые ящерицы стали в Уганде личными врагами Валентина Александровича Догеля, и я его вполне понимаю.
Мир насекомых в окрестностях Энтеббе весьма разнообразен: по свидетельству Догеля, некий местный энтомолог за четыре года собрал коллекцию в шесть тысяч различных видов.
Догель, конечно, не рассчитывал собрать за несколько недель столь же обширную коллекцию, но привезти в Петербург хотя бы небольшую коллекцию ему очень хотелось.
А теперь представьте себе такую ситуацию: вечер, в комнате горит лампа, и при свете ее зоолог заполняет дневник. И вдруг в неплотно закрытое окно влетает насекомое, чрезвычайно ценное для науки, и садится на стену.
Как в этом случае поступает истинный зоолог?.. Он, естественно, отбрасывает в сторону карандаш, он, естественно, бросается искать сачок, находит его, бежит к чрезвычайно ценному насекомому, а геккон, откуда ни возьмись, на глазах у зоолога цап-царап — и проглатывает чрезвычайно ценное для науки насекомое…
Я не располагаю точными сведениями, насколько богатую коллекцию насекомых собрал и привез на родину Валентин Александрович Догель. Но я совершенно уверен, что, не мешай ему прыткие голубоглазые гекконы, стенды зоологического музея пополнились бы еще многими — увы, не попавшими в коллекцию — экспонатами.
В две первые свои поездки по Африке я тоже возил с собою сачок и морилку с цианистым калием. В Гвинее с превеликим трудом мне удалось собрать небольшую коллекцию чешуекрылых и еще кое-каких насекомых, но ее за одну ночь слопали домовые муравьи, крохотные такие, едва различимые простым глазом создания… Позднее я отказался от коллекционирования живых существ — при стремительных наших переездах очень уж трудное это занятие — и больше не вожу с собою сачок и морилку.
Утром в Кампале я немножко погрустил по сему поводу, ибо поймать бабочку у истоков Нила — разве это не великолепно?!
А как раз сегодня нам предстояло увидеть истоки Нила, сегодня, если не вмешаются потусторонние силы, исполнится моя мечта!
Путь наш лежит в Джинджу, а стоит Джин-джа там, где кончается озеро Виктория и начинается Нил…
Нашим проводником в сафари по Уганде будет Дэвид Сабулима, представитель народа баганда.
Утром нас познакомили с ним. Дэвид оказался молодым человеком — высоким, стройным; манера разговаривать у него — холодновато-вежливая; держится с большим достоинством. Спокойным, ровным голосом, ни на кого не глядя, он излагает нам программу сегодняшнего дня и приглашает в машину.
Для меня главное в программе дня — истоки Нила, и все остальное просто теряет всякое значение. Но это сугубо личная точка зрения. Германа Гирева и Володю Дунаева весьма и весьма прельщает запланированное посещение сахарного завода. И еще гидростанция Оуэн-фолс. Гидростанция — это ближе к Нилу, и внутренне я не протестую. И против сахарного завода я бы не протестовал, не маячь передо мной такое невероятное — истоки Нила!..
Дорога, как под уклон, скатывается от Кампалы к озеру, а оттуда резко поворачивает на восток, не доходя, впрочем, до бывшей столицы. Лес смыкается у дороги лишь в тех местах, где она прорезает крутосклонные холмы; лес густ и переплетен лианами. Ветер насыщен по-весеннему острым, чуть тепловатым запахом влажной тропической зелени — за ночь земля едва подсохла.
Все ровные участки, все пологие холмы возделаны. Чаще всего встречаются обширные плантации сахарного тростника — он растет и в низинах, и на склонах холмов, — и ветер треплет его дымчато-серебристые метелки. На чайных плантациях растут зонтичные акации для тени — прямое жаркое солнце ухудшает качество чайного листа. Кустистые рощицы бананов встречаются часто, но всегда они — небольшие, словно рассчитанные только на нужды владельцев и мелкую торговлю… Пасется на обочинах дороги скот — коричневые и черно-белые коровы… Есть кофейные плантации, но здесь они редки.
Баганда строят не круглые, а прямоугольные хижины, обмазывая деревянный каркас глиной. Напротив хижин, у дороги, как и в окрестностях Энтеббе, лежат на перевернутых ведрах или висят на таганах овощи и фрукты.
Движение на дороге весьма оживленное: едут грузовики с высокими деревянными бортами, загруженные стеблями сахарного тростника; такие же грузовики, но порожние используются как автобусы; легковые машины редки, больше велосипедистов; и конечно, много пешеходов: и женщин с ребенком за спиной и с грузом на голове, и мужчин, обычно не обремененных ношей, и детей, грызущих стебли сахарного тростника.
Первая наша остановка — и последняя по программе до Джинджи — в местечке Лугази, где находится сравнительно крупный сахарный завод.