Лунные горы

Очень хочется мне выглянуть в окошко, чтобы поскорее увидеть озеро Виктория, или Укереве, как его еще называют, но мое кресло — в середине самолета, и в окно ничего не видно.

Впрочем, на перелет ушло всего около часа, и вот уже «Комета» подруливает к белому, с высокой башней зданию аэропорта, на фронтоне которого написано «Энтеббе». Прежде чем выйти, и пассажиры, и их ручная кладь подверглись дезинфекции: вдоль рядов прошелся санитар с пульверизатором и еле заметная синеватая струйка какого-то раствора распылилась по самолету.

Наконец, мы ступили на землю. Жарко, душно. Небо безоблачно, но замутнено влагой и оттого блеклое. Успеваю заметить густо-зеленые холмы за аэродромом и уходящие к ним кирпично-красные дороги.

Перед аэропортом — толпа монахинь в серо-голубых перепоясанных одеяниях; одни улетают, другие провожают; все — европейки.

На спиралевидном стрельчатом указателе расстояний примечательная цифра: до Москвы — 3853 мили. Далековато… И все-таки ближе, чем от Владивостока до Москвы.

Энтеббе — городок небольшой, живет в нем немногим более десяти тысяч человек, но до провозглашения независимости считался он столицей Уганды: еще в начале нашего века англичане перенесли столицу из Кампалы, старого центра страны, в маленький городок на берегу озера Виктория. Теперь роль стольного города вновь вернулась к Кампале, и мы немедленно отправились туда, как только закончились формальности в аэропорту.

Уже по приезде в Кампалу и после того, как устроили нас в номере «Гранд-отеля», я записал в дневнике: «Видел озеро Виктория. Это ли не чудо?!»

Как почти всякое чудо, и это чудо свершилось обыкновенно: распахнулись неширокие, с невысокими домами улицы Энтеббе, и я увидел серую водную гладь с чернеющими вдалеке островками из архипелага Сесе… Я мысленно представлял себе озеро Виктория гигантским синим или небесно-голубым стеклом, искусно вмонтированным в красный Африканский материк и не без изящества обрамленным влажнозеленым лесом… Ничего подобного!

Небо солнечно и матово-сине, а озеро вопреки всяческим законам преломления и отражения света вобрало в себя, сохранило лишь скучно-матовые оттенки…

У нового нашего микробаса оказался открывающийся верх, я сдвинул его и встал во весь рост. Вовсе не каждую минуту можно было смотреть на это — пусть блекло-серое — чудо, на озеро Виктория, величайшее из африканских и третье по величине в мире озеро. То холмы, в которые врезалась дорога, то леса скрывали его. Лес здесь — по типу он подходит к влажноэкваториальным лесам — сильно, и не без причины, порублен, но местами еще густ, и местами в зеленый фон его врывались серые рощи листопадных деревьев… Кое-где дорога все-таки прижималась к озеру, и тогда я видел, как серая вода почти незаметно переходит в серый вязкий ил, который у нас на севере называют няшей…

И так удивительна человеческая фантазия, что сочетание матово-серого цвета с зеленым вызвало в памяти совершенно до того забытую детскую игру, в которую, не знаю, играл ли кто-нибудь еще… Будучи совсем юным человечком, я любил разыскивать осколки толстого стекла, а потом терпеливо натирал их поверхность о стену дома на Можайском шоссе, где жил тогда… Поверхности стекла от соприкосновения со стеной становились матовыми, но зато неожиданно загадочно-глубокий зеленый цвет обретал излом стекла. Там, между двумя матовыми плоскостями, как в дебрях тропического леса или в глубинах океана, скользили почти неуловимые тени, возникали мимолетные непонятные картины, которые при совсем небольшой фантазии легко было принять за африканские, южноамериканские и еще за какие угодно…

И вот я вижу матово-серое озеро, и постепенно сереющее перед дождем, утрачивающее голубизну небо, и вижу густо-зеленый тропический лес, и, как в изломе матового стекла, мелькают красно-коричневые дороги, высоченные, в два человеческих роста, башнеобразные термитники почти красного цвета и лишь чуть более темные хижины, и идут по дорогам ярко одетые африканки, и тянутся банановые плантации, и лежат у самой дороги на перевернутых ведрах плоды дынного дерева, помидоры, бананы — на продажу…

Не все детские сказки хороши. Но иной раз совсем неплохо вернуться в детскую сказку, увидеть давно забытые фантазии… И такое они, детские фантазии, производят подчас оглушающее впечатление, что, впервые увидев озеро Виктория, я даже не вспомнил о его таинственных связях с ледовитыми морями, омывающими с севера мою родину, не вспомнил о замечательном, тонком наблюдении великолепного ученого — Визе.

У въезда в Кампалу стоит у дороги щит, извещающий проезжих, куда именно они приезжают, надпись на котором сделана в староготической манере.

А Кампала поражает прежде всего индийскими пагодами — причудливыми и богатыми, — вокруг которых течет суетливая и шумная африканская жизнь.

Перед зданием «Гранд-отеля» на приподнятом, как лобное место, участке расположен базар, где торгуют удивительными барабанами, обтянутыми шкурами зебр. Там торгуют и многим другим, но барабаны — они вне всякого сравнения и основательно потрясли мое воображение.