Лунь

Хип, не отрываясь, смотрела в небо. Она улыбалась, хотя глаза её были влажными. Я поднял взгляд.

Небо после мощного ливня почти очистилось от туч. Лишь две широкие облачные гряды тянулись от горизонта до горизонта, а между ними сияла лазоревая бездна света, чистая хрустальная глубина. Солнце ещё не взошло, но его лучи уже подожгли края облаков, накалили их до цвета червонного золота. Вымытая ливнем Зона обрела новые краски под таким необычным для неё небосводом, и вечно серый оттенок мира стал совсем другим, более радостным, что ли… редкое это зрелище. Я, забыв обо всём, смотрел и смотрел, пока ещё можно было видеть эту синь, этот чистый свет, пока его не закрыла привычная серая пелена.

— Ведь это же хорошо, правда, Лунь? Добрый знак… как здорово. Я раньше и не думала, что небо может быть таким красивым, — прошептала Хип.

Ересь пожал плечами, буркнул еле слышно «психи», равнодушно бросил взгляд на небо и начал поправлять лямки рюкзака.

* * *

— Тихо! — Я предупреждающе поднял руку. — Ни звука.

Хип и Ересь послушно остановились. Я прислушался ещё раз. Что-то было не так с обычной тишиной Зоны. Ветерок шелестит, скрипнуло скорченное дерево, еле слышно гудит в сторонке «карусель», но далеко до неё, не страшно. Нет, не послышалось. Кто-то отчётливо сказал: «Солнце». Зомби? Кто знает, может, и зомби… да только на Кордоне это большая редкость. Вот, опять: «Гори, солнышко, гори лучше… во-от, дровишек тебе… жарко гори. Вон уже как светло стало, а будет ещё светлее…»

— Быстро. — Я махнул рукой в сторону зарослей чернобыльника. — Падайте там, и чтоб как мыши. Я сейчас. Если что, дам отмашку.

Похоже, всё-таки зомби. Интересно, сколько их там… ветерок подул как раз с той стороны, откуда доносились звуки. Я потянул носом воздух. Тухлятиной не пахнет, уксусного запаха тоже нет. Значит, или мало их, или совсем свежие. Так, подползём поближе…

Я ошибся. Не зомби. Хотя Бушмен был явно не в себе, даже похож на ожившего мертвеца, но и то, как голову держит, и походка указывали, что живой он, точно живой. У мертвяков, даже свежих, поза застывшая, движения неуверенные, дёрганые, и ходят они совсем не так. Сталкер кружил около горки досок, суков и выломанного штакетника. Некоторые куски дерева слегка обуглились, но костра как такового не получилось — «глушняк» легко забивает пламя. Ёкарный бабай! А ведь мужик все три дня здесь сидел. Вон как трава прибита и следов на грязи сколько…

— Бушмен, привет! — Я поднял руку, на всякий случай не поднимаясь во весь рост. Пули, впрочем, можно было не опасаться: двустволка Бушмена с обуглившимся прикладом лежала в одной куче с досками и штакетинами.

— А, Лунь! Здравствуй. — Сталкер посмотрел на меня мутными, слезящимися глазами, кивнул. — Посмотри, какое я солнце разжёг! Светло от него стало, хорошо. Теперь всем света хватит, и тебе, и мне. Для всех светит, горит моё солнышко на всю Зону, и темноты больше не будет, вот так!

— Что ж ты до схрона не добежал, дружище? — Я сглотнул, чувствуя, как холодок пробежал по спине.

— А? Да вот как-то так… не успел. — Бушмен улыбнулся. — А потом темно стало. Долго была тьма, пока я солнце делал…

Сумасшедший сталкер подобрал выпавшую из рук гнилую дощечку, бросил в «костёр».

— Пойдём, друг, отсюда. Я тебя к «долгам» отведу. — Я поднялся, закинул «Сайгу» за плечо, но Бушмен резко мотнул головой и принялся выкручивать корявый сук мутировавшей берёзы.

— Не могу, Лунь. Я за солнцем смотреть должен, погаснет оно без меня… и тогда темно будет… опять темно…

Усилия Бушмена были напрасны — сук хоть и треснул, но очень крепко держался на мочале разлохматившейся древесины. Тогда он выпустил его из рук и побрёл к фундаменту сгоревшего много лет назад дома.

— Стой! — гаркнул я и, уже понимая, что не успею, побежал за Бушменом. — Стой, тебе говорят!

— Сейчас, Лунь, погодь… брёвнышко маленькое возьму, последнее… — Бушмен, оглянувшись и показав на обугленный кусок дерева, продолжал шагать туда, где над шелушащимися кирпичами и трухой растрескавшегося от пожара шифера еле заметно переливался и мутнел воздух.

— Стой, зараза! Назад! А, ч-чёрт…

Невидимая сила бросила Бушмена внутрь сгоревшего дома. Он проехался спиной по битому стеклу, шиферным чешуям и размокшим, слипшимся углям. Брызги грязи и мелкие осколки кирпича начали быстро взлетать вверх, собираясь в крутящееся облако.