Читаем Lost structure полностью

лингвистический ключ оказывается неприменим к сооружениям прошлого, утратившим свое

функциональное назначение (храмы и арены, лишившиеся своего денотата — публики, которая их

больше не посещает, между тем денотат должен быть реальным), нам также не удается применить его

по отношению к тем сооружениям прошлого, первоначальное назначение которых нам

211

неясно (мегалитические постройки, чей сигнификат для нас темен, ведь не можем же мы

принимать за таковой то обстоятельство, что здесь кто-то делал неведомо что).

Понятно, что бихевиористский подход предполагает характеризовать знак через соответствующее

поведение, которое можно наблюдать, но при таком подходе теряется вот что: можно ли

определить как знак то, чему более нет соответствия в наблюдаемом поведении и о чем нельзя

сказать, какое поведение ему соответствовало. В таком случае пришлось бы не считать знаками

этрусские надписи, статуи с острова Пасхи или граффити какой-нибудь таинственной цивилиза-

ции, и это при том что: 1) эти знаковые элементы существуют по крайней мере в качестве

наблюдаемых физических фактов; 2) история только и делает, что толкует то так то эдак эти

очевидные физические факты, последовательно приписывая им какие-то новые смыслы, про-

должая считать их знаками как раз потому, что они двусмысленны и таинственны.

I.5.

Занятая нами позиция в семиологии (с ее различением означающих и означаемых, причем первые

можно наблюдать и описывать, не принимая в расчет, по крайней мере в принципе, приписываемых им значений, вторые же видоизменяются в зависимости от того, в свете какого

кода мы прочитываем означающие), напротив, позволяет находить у архитектурных знаков

описуемые и классифицируемые означающие, которые, будучи истолкованы в свете определенных

кодов, могут означать и какие-то конкретные функции; и эти означающие могут последовательно

исполняться различных значений не только через денотацию, но и с помощью коннотации, на

основе иных кодов.

I.6.

Значащие формы, коды, формирующиеся под влиянием узуса и выдвигающиеся в качестве

структурной модели коммуникации, денотативные и коннотативные значения — таков

семиологический универсум, в котором интерпретация архитектуры как коммуникации может

осуществляться на законных правах и основаниях. В этом универсуме не предполагается отсылок

к реальным объектам, будь то денотаты или референты, а равно и к наблюдаемым актам

поведения. Единственные конкретные объекты, которыми в нем можно оперировать, это

архитектурные объекты в качестве значащих форм. В этих пределах и следует вести речь о

коммуникативных возможностях архитектуры.

212

www.koob.ru

II. Денотация в архитектуре

II.1.

Объект пользования с точки зрения коммуникации представляет собой означающее того

конвенциально означенного означаемого, каковым является его функция. В более широком смысле

здесь говорится, что основное значение какого-то здания это совокупность действий, предполагаемых проживанием в нем (архитектурный объект означает определенную форму

проживания). Однако совершенно ясно, что денотация имеет место, даже если в доме никто не

живет и — шире — независимо от того, используется вообще данный объект или нет. Когда я

смотрю на окно на фасаде дома, я вовсе не думаю о его функции, я понимаю, что передо мною

окно, значение которого определено его функцией, но она до такой степени размыта, что я о ней и

не очень-то помню и могу воспринимать окно вкупе с другими окнами как ритмообразующий

элемент, примерно так читают стихи, не останавливаясь на значениях отдельных слов, сосредоточиваясь на контекстуальной перекличке означающих. Архитектор даже может сделать

ложные окна, которые не могут служить окнами, и все равно окна, обозначая функцию, которая не

выполняется, но сообщается, в целом архитектурного сооружения выступают как окна и именно в

качестве окон рождают ощущение удовольствия в той мере, в которой в сообщении доминирует

эстетическая функция 7.

Сама форма этих окон, их количество, их расположение на фасаде (иллюминаторы, бойницы, окна

крепостных стен и т. д.) означают не только некую функцию, они отсылают к определенной идее

проживания и пользования, соозначая некую общую идеологию, которой принадлежал архитектор

еще до того, как начал работать. Круглая арка, стрельчатый свод, арка с выступом несут нагрузку

Перейти на страницу:

Похожие книги

Агония и возрождение романтизма
Агония и возрождение романтизма

Романтизм в русской литературе, вопреки тезисам школьной программы, – явление, которое вовсе не исчерпывается художественными опытами начала XIX века. Михаил Вайскопф – израильский славист и автор исследования «Влюбленный демиург», послужившего итоговым стимулом для этой книги, – видит в романтике непреходящую основу русской культуры, ее гибельный и вместе с тем живительный метафизический опыт. Его новая книга охватывает столетний период с конца романтического золотого века в 1840-х до 1940-х годов, когда катастрофы XX века оборвали жизни и литературные судьбы последних русских романтиков в широком диапазоне от Булгакова до Мандельштама. Первая часть работы сфокусирована на анализе литературной ситуации первой половины XIX столетия, вторая посвящена творчеству Афанасия Фета, третья изучает различные модификации романтизма в предсоветские и советские годы, а четвертая предлагает по-новому посмотреть на довоенное творчество Владимира Набокова. Приложением к книге служит «Пропащая грамота» – семь небольших рассказов и стилизаций, написанных автором.

Михаил Яковлевич Вайскопф

Языкознание, иностранные языки