Читаем Lost structure полностью

это о себе вне зависимости от того, пользуются ими или нет.

III. Стимул и коммуникация

III.1.

Следует задаться вопросом, а не является ли то, что мы именуем коммуникацией, просто

совокупностью каких-то побуждений, стимуляцией.

Стимул представляет собой комплекс ощущений, вызывающих ту или иную реакцию. Реакция

может быть непосредственной (ослепленный светом, я зажмуриваю глаза; стимул это еще не

восприятие, в нем еще не задействован интеллект, это моторная реакция) или опосредованной: я

вижу приближающийся на большой скорости автомобиль и отскакиваю в сторону. Но в

действительности, в тот момент, когда начинает работать восприятие (я воспринимаю появление

автомобиля, я оцениваю скорость его движения, разделяющее нас расстояние, уточняю место, где

он на меня наедет, если я не прерву движения), совершается переход от простого отношения

стимул-реакция к интеллектуальной операции, в которой имеют место процессы означивания: действительно, автомобиль отождествлен с опасностью только потому, что воспринят в качестве

знака "автомобиль, движущийся с большой скоростью", и знака, который я могу понять только на

основе имеющегося опыта, который мне говорит, что когда машина, двигаясь на меня, достигает

определенной скорости, она становится опасной. И с другой стороны, если бы я опознал

движущийся автомобиль по шуму на автостраде, этот шум следовало бы определить как индекс, и

сам Пирс относил индексы к таким знакам, которые безотчетным образом сосредоточивают

внимание на объекте, функционируя, тем не менее, на основе кодов и коммуникативных

конвенций.

Вместе с тем бывают стимулы, которые трудно истолковать как знаки; свалившийся мне на голову

кирпич побуждает меня — при

206

условии, что я не потерял сознания, — к ряду действий (я хватаюсь за голову, кричу, разражаюсь

проклятиями, отскакиваю в сторону, чтобы еще чего-нибудь не свалилось), хотя и не знаю, что

именно на меня упало; следовательно, это стимул, не являющийся знаком. Не дает ли и

архитектура примеры подобных стимулов?

III.2.

Несомненно, какая-нибудь лестница воздействует на меня как обязывающий стимул: если мне

надо воспользоваться ей, я вынужден соответствующим образом по очереди поднимать ноги, даже

если мне не хочется этого делать. Лестница стимулирует подъем даже в том случае, когда, не

видя в темноте первой ступеньки, я спотыкаюсь об нее. С другой стороны, следует не упускать из

виду две вещи: во-первых, чтобы подняться по лестнице, я должен заранее знать, что такое

лестница. Ходить по лестнице учатся и, стало быть, учатся реагировать на стимул, иначе стимул

ничего бы не стимулировал. И во вторых, только усвоив, что лестница понуждает меня

подниматься (переходить с одного горизонтального уровня на другой), я признаю возможность

такового ее использования и числю за ней соответствующую функцию.

С того момента, как я признаю в лестнице лестницу и прописываю ее по ведомству "лестниц", всякая встреченная лестница мне сообщает о своей функции и делает это с такой степенью

подробности, что по типу лестницы (мраморная, винтовая, крутая, пожарная) я понимаю, легко

или трудно будет по ней подниматься.

III.3.

В этом смысле возможности, предоставляемые архитектурой (проходить, входить, останавливаться, подниматься, садиться, выглядывать в окно, опираться и т. д.), суть не только

www.koob.ru

функции, но и прежде всего соответствующие значения, располагающие к определенному

поведению. А что это так, подтверждается тем, что в случае trompe-l'oeil ("обманки"), я готов

совершить полагающееся действие, в данном случае невозможное.

Я могу не уразуметь назначения некоторых архитектурных функций (функциональных свойств), если я не различаю их в качестве стимулов (когда они перекрыты другой стимуляцией, подвал как

убежище от бури), что не мешает мне оценить их эффективность с точки зрения коммуникации

(значения безопасности, свободного места и т. д.).

207

2. Знак в архитектуре

I. Характеристики архитектурного знака

I.1.

Раз установлено, что архитектуру можно рассматривать как систему знаков, в первую очередь

следует охарактеризовать эти знаки.

Сказанное в предыдущих главах располагает к тому, чтобы продолжать использовать те

семиологические схемы, которых мы до сих пор придерживались, однако имело бы смысл

проверить, насколько к феномену архитектуры приложимы другие типы семиологических схем.

Перейти на страницу:

Похожие книги

Агония и возрождение романтизма
Агония и возрождение романтизма

Романтизм в русской литературе, вопреки тезисам школьной программы, – явление, которое вовсе не исчерпывается художественными опытами начала XIX века. Михаил Вайскопф – израильский славист и автор исследования «Влюбленный демиург», послужившего итоговым стимулом для этой книги, – видит в романтике непреходящую основу русской культуры, ее гибельный и вместе с тем живительный метафизический опыт. Его новая книга охватывает столетний период с конца романтического золотого века в 1840-х до 1940-х годов, когда катастрофы XX века оборвали жизни и литературные судьбы последних русских романтиков в широком диапазоне от Булгакова до Мандельштама. Первая часть работы сфокусирована на анализе литературной ситуации первой половины XIX столетия, вторая посвящена творчеству Афанасия Фета, третья изучает различные модификации романтизма в предсоветские и советские годы, а четвертая предлагает по-новому посмотреть на довоенное творчество Владимира Набокова. Приложением к книге служит «Пропащая грамота» – семь небольших рассказов и стилизаций, написанных автором.

Михаил Яковлевич Вайскопф

Языкознание, иностранные языки