Читаем Lost structure полностью

"функциональной", но совершенно ясно, что в этот дом нельзя будет и въехать, если прежде не

разобраться, что в нем и для чего служит, если в нем не опознать некий комплекс знаков, соотносимых со знакомым кодом. Никто не должен объяснять мне, как обращаться с вилкой, но

если мне дали какой-то новый миксер, взбивающий много лучше прежних, но не так, как я привык

это делать, мне необходимо "руководство по эксплуатации", иначе неведомая форма укажет на

неведомую функцию.

Из этого не следует, что при учреждении новых функций всегда нужно опираться только на

старые, хорошо известные формы. Здесь снова вступает в действие фундаментальный

семиологический принцип, который мы уже описали, когда речь шла об эстетической функции

художественного сообщения, и который был, как уже говорилось, исчерпывающе

проанализирован в "Поэтике" Аристотеля: добиться высокой информативности можно, только

опираясь на избыточность, невероятное открывается только через артикуляцию вероятного.

II.4.

Как всякое произведение искусства предстает новым и информативным в той мере, в какой его

элементы артикулируются в соответствии с его собственным идиолектом, а не согласно

предшествующим кодам, и оно сообщает этот новый, возникший в нем код только потому, что

формирует его из предшествующих кодов, вызванных

215

к жизни и отвергнутых, так и предмет, который намереваются использовать в новом качестве, может содержать в самом себе, в своей собственной форме указания на дешифровку новой, ранее

неизвестной функции только при том условии, что он опирается на какие-то элементы

предшествующих кодов, т. e. только тогда, когда он постепенно меняет свои функции и формы, конвенционально соотносимые с этими функциями. В противном случае архитектурный объект

перестает быть архитектурным объектом и становится произведением искусства, неоднозначной

формой, могущей быть интерпретированной в свете различных кодов. Таков удел "кинезических"

объектов, подражающих внешнему виду предметов потребления, но на деле не являющихся

таковыми, из-за их сущностной двусмысленности, которая позволяет использовать их как угодно

и никак. (Здесь следует отметить, что по-разному обстоят дела с объектом, допускающим любое и, значит, никакое использование, и объектом, допускающим различные, но всегда определенные

употребления, но к этой важной теме мы вернемся позже).

О денотативных кодах (описанных здесь в общих чертах без детализации) сказано достаточно.

Но применительно к архитектурному сообщению мы говорили также о возможностях коннотации, которые следует описать подробнее.

www.koob.ru

III. Коннотация в архитектуре

III.1.

Выше мы говорили о том, что архитектурный объект может означать определенную функцию или

соозначать какую-то идеологию функции. Но разумеется, он может коннотировать и другие вещи.

Пещера, о которой шла речь в нашем историческом экскурсе, получила значение убежища, но

конечно, со временем она начала означать "семья", "коллектив", "безопасность" и т. д. И трудно

сказать, является ли эта ее символическая "функция" менее "функциональной", чем первая.

Другими словами, если пещера означает — воспользуемся удачным выражением Кенига — некую

utilitas, то следует еще задаться вопросом о том, не более ли полезна для жизни в обществе

коннотация близости и семейственности, входящая в символику пещеры. Коннотации

"безопасность" и "убежище" коренятся в основной денотации utilitas, при этом они пред-

ставляются не менее важными.

Стул говорит мне прежде всего о том, что на него можно сесть. Но когда это трон, то на нем не

просто сидят, но восседают с достоинством. Можно сказать, что трон превращает сидение в

"восседание" с помощью ряда вспомогательных знаков (орлов на подлокотниках, 216

высокой, увенчанной короной спинки и т д.), соозначающих королевское достоинство. Эти

коннотации королевского достоинства настолько важны, что, коль скоро они есть, они оставляют

далеко позади основную функцию—вещи, на которой удобно сидеть. Более того, часто трон, коннотируя королевское достоинство, принуждает сидеть неестественно прямо и неподвижно и, следовательно, с точки зрения основной функции utilitas — неудобно (с короной на голове, скипетром в правой и державой в левой руке). Сидение это только одна из функций трона, только

одно из его значений, самое непосредственное и не самое важное

III.2.

В этой связи функцией может быть названо любое коммуникативное назначение объекта, коль

скоро в общественной жизни "символические" коннотации утилитарной вещи не менее утилитар-

ны, чем ее "функциональные" денотации. Следует подчеркнуть, что символические коннотации

Перейти на страницу:

Похожие книги

Агония и возрождение романтизма
Агония и возрождение романтизма

Романтизм в русской литературе, вопреки тезисам школьной программы, – явление, которое вовсе не исчерпывается художественными опытами начала XIX века. Михаил Вайскопф – израильский славист и автор исследования «Влюбленный демиург», послужившего итоговым стимулом для этой книги, – видит в романтике непреходящую основу русской культуры, ее гибельный и вместе с тем живительный метафизический опыт. Его новая книга охватывает столетний период с конца романтического золотого века в 1840-х до 1940-х годов, когда катастрофы XX века оборвали жизни и литературные судьбы последних русских романтиков в широком диапазоне от Булгакова до Мандельштама. Первая часть работы сфокусирована на анализе литературной ситуации первой половины XIX столетия, вторая посвящена творчеству Афанасия Фета, третья изучает различные модификации романтизма в предсоветские и советские годы, а четвертая предлагает по-новому посмотреть на довоенное творчество Владимира Набокова. Приложением к книге служит «Пропащая грамота» – семь небольших рассказов и стилизаций, написанных автором.

Михаил Яковлевич Вайскопф

Языкознание, иностранные языки