Картон. Друг мой, я могу вам поклясться на двух конституциях – мой ближайший предок эмигрировал из Франции ровно двести двадцать лет назад.
Париж. Картон идет улицами Сент-Антуанского предместья. На лице его напряженное тревожное выражение.
В кабачке Дефаржа. Хозяйка хлопочет за стойкой.
Входит Картон.
Картон. Добрый день, мадам Дефарж.
Жена Дефаржа
Появляется Жанно.
Картон. О, мой Геркулес! Ты стал еще больше!
Жанно отвешивает ему неуклюжий поклон. Картон хватает его за руку, крепко пожимает ее, похлопывает парня по плечу.
Жена Дефаржа. Вы так прекрасно выглядите, месье Сиднэй! А как там доктор Манэ? Как его семья?
Картон
Жена Дефаржа. Нет, он нам пишет время от времени, но ведь не так уж часто.
Картон. Понятно.
Улица. Дефарж спешит к себе домой.
Навстречу ему бежит Жанно.
Дефарж. Ты куда это?
Жанно
Картон и Дефарж вдвоем во внутренней комнате.
Дефарж. Сколько дней вы в Париже?
Картон. Можно считать, что третий день. Я приехал позавчера вечером.
Дефарж. А когда вы с ним разговаривали?
Картон. Ровно за неделю до моего отъезда.
Дефарж. Ну так оно и есть. Он отплыл из Англии в тот самый день, когда вышел этот декрет. Все эмигранты теперь считаются изменниками и государственными преступниками. Друг народа долго этого добивался.
Картон
Дефарж. Вы так о нем убиваетесь, месье Сиднэй, как будто он ваш родной брат.
Картон
Дефарж. Не знаю. Но ему не надо было жениться на нашей маленькой Люси.
У нас тут сейчас попы не в почете, но весь Париж повторяет: «Отцы ели кислый виноград, а у детей на зубах оскомина». И про то, что вина отцов падает на головы детей. Это ведь в Библии сказано?
Картон. Проклятый Теофиль!
Дефарж. Кто это, месье Сиднэй?
Картон. Да этот управляющий, который его сюда заманил.
Дефарж вынимает из шкафа свою заветную бутылку с хорошим вином и наливает себе и Картону.
Дефарж. Во всяком случае, месье Сиднэй, его до сих пор не казнили. Если он и арестован, то пока еще жив. Обо всех казнях сообщают в газетах. А уж когда казнят кого из титулованных, то задолго извещают. Тогда столько народу сбегается, не протолкнешься. А уж я, как вам известно, имя маркиза д’Эвремонда на всю жизнь запомнил.
Картон допивает стакан и наливает себе по новой.
Картон. Мы с вами, месье Дефарж, должны быть справедливы. Он и от титула, и от имений отказался. Добровольно отказался. Вы знаете, как тяжело человеку стыдиться своего имени, своего родного отца? Это все равно, что к самому себе испытывать отвращение. Он перед отъездом чуть мне обо всем не проболтался. Забыл, бедняга, что врал в предыдущий раз.
Дефарж. Я ему зла не желаю. Но как вспомню эту историю, все у меня внутри переворачивается. А теперь и маленькой Люси достанется из-за этих чертовых Эвремондов.
Картон
Дефарж. Месье Сиднэй, вы иностранец, вы станете разыскивать эмигранта, засаженного в тюрьму. Да вам самому голову отрубят!
Картон. Ну, я же не настолько глуп. Я буду действовать через других.
Дефарж. Я помню, вы были знакомы с герцогом Орлеанским. Он теперь не герцог, он гражданин Эгалитэ, депутат Конвента. А ведь все его богатства остались при нем?
Картон. Да, богатства он сохранил. А титул раздал беднякам. Ладно, съезжу в Труа, а через три дня, если ничего не случится, мне будет очень кстати обратиться к герцогу.
Дефарж. А почему не сейчас, а через три дня?
Картон
Дефарж. Понятно. А в этом Труа у вас кто-нибудь есть? Там ведь тоже можно нарваться.
Картон. Не волнуйтесь, мой добрый друг! Тюрьма там всего одна, Габелль там уже сидит.
6. Лондон. В доме Манэ. Люси, Манэ и мисс Адамс.
Люси сидит сгорбившись на диване, старшие стоят возле нее.
Манэ. Разумнее всего, чтобы я ехал с тобой, а мисс Адамс осталась с малышкой. Я и Париж знаю, и какие-то связи могу восстановить.