Герман боролся с расслабляющим действием алкоголя, с убаюкивающей обстановкой в просторном цветущем саду Вутера, где все цвело, пахло одуряюще, где копошились насекомые и ночные животные под черным африканским звездным небом. Боролся и старался реагировать так, чтобы не вызвать ни малейших подозрений Бассона в своей симпатии к неграм. Иногда он с ужасом ловил себя на мысли, что идеи новоявленного друга не так уж ему противны. Как приятно чувствовать себя исключительным, пусть и за счет других. Сложно получить это преимущество своим честным трудом — получением знаний, зарабатыванием денег. Куда проще просто родиться белым.
Вутер настойчиво вызывал его на спор, ему хотелось, чтобы с ним не соглашались, а дискутировали. Но это была бы для Германа слишком рискованная игра. Одно неосторожное слово, чуть больше горячности при отстаивании своей точки зрения и ловушка захлопнется. Крэйс, конечно, утрировал в своих предположениях, что Бассон готовит ему ловушку, однако осмотрительность он считал за благо в своей второй профессии, да и в первой тоже.
После таких бесед с кардиохирургом, Герман как-то предпринял поездку в одну из локаций Претории — Мойплатс, расположенную на западе столицы. Хижины и лачуги, слепленные из подручного материала, ящиков из-под макарон, крупы и даже патронов. Это можно было понять по размытым дождями чернильным штампам и этикеткам на стенах.
Белых внутрь пускали в сопровождении управляющего локацией — белого южноафриканца. Асфальтовая дорога заканчивалась строго по границам резервации. Дальше — рытвины, пыль, грязь непролазная после дождя. От общественных уборных исходит одуряющая вонь. А совсем неподалеку, водоразборная колонка. В хижинах нет ничего, кроме стен, лежанок, столов и табуреток.
Чернокожие глядят настороженно на пришельца. У Германа возникла неприятная ассоциация. Несколько лет назад он был в лепрозории. Тамошние пациенты смотрели на врачей примерно так же, как сейчас жители локации на белых, ожидая от них только неприятности. Ожидая обреченно, с отчетливым пониманием, что они в их полной власти.
Тут же находилась маленькая школа и больница. В больнице работали и белые. Чтобы черным можно было выходить из резервации, требовалось особое письменное разрешение. А чтобы его получить, чернокожему необходимо было изложить детально цель своего посещения города. Как правило, в город они выбирались в поисках работы. А кроме как в качестве рабочей силы, белые не хотели видеть их на улицах южноафриканских городов.
Вернулся в отель Герман опустошенный. Бассон снимал для него огромный двухкомнатный номер. Крэйс подумывал напиться, но пока он в тоске разглядывал бутылку с коньяком, позвонил Вутер.
— Дорогой Герман, я тут в вестибюле, ты не спустишься?
Маленький бар в цокольном этаже был темным, чуть отражало приглушенный свет зеркало за барной стойкой. Круглые столики окружали низкие черные диванчики. Вутер вертел в руке бокал с коньяком. Крэйс снова подивился, как у них сходятся мысли — насчет коньяка, и попросил бармена налить и ему.
— Хочу тебя предостеречь, Герман. У нас легко можно попасть в разряд «цветных», а это уже не белые, хоть и не туземцы.
— Ты к чему это?
— К тому, что если ты будешь встречаться с черными, то это повод для того, чтобы тебя заподозрить в лояльности и даже перевести в разряд цветных.
— Я не гражданин ЮАР, — напомнил немного сдержанно Герман, чувствуя, что почему-то начинает терять контроль над ситуацией. Судя по неожиданному вечернему явлению Бассона, за Крэйсом следили, а он-то вел себя довольно беспечно. — Насколько я понимаю, на меня не распространяются законы вашей страны.
— Так-то оно так, но ты работаешь на наше государство, — он оттенил слово «наше». — Давай впредь, чтобы не было у нас проблем по этой линии, не появляйся в таких местах.
— Я не спрашиваю, почему вы за мной следили… — начал было Крэйс.
— И правильно. Это для твоей же безопасности. Не хочу потерять такого профессионала.
Герман не стал развивать тему и уж тем более уточнять, при каких обстоятельствах Вутер может «потерять» своего сотрудника.
— Вутер, я могу попросить тебя об одолжении? Мне не хотелось бы, чтобы за мной следили. От этого мне как-то не по себе. То, что я любопытен, поехал в эту резервацию, так ведь я ученый — у меня в крови любознательность и впредь я буду осмотрительнее. Хотелось поглазеть на этих ваших туземцев. Не более того.
— Через некоторое время наблюдение будет снято, — Бассон заулыбался так, что морщины собрались около глаз.
«У него лицо, как морда резиновой игрушки-бульдога и глаза такие же, карие, собачьи», — подумал Герман брезгливо, тем не менее улыбаясь в ответ.
— А-а, это вроде проверки, — протянул Крэйс понимающе, играя роль наивного ученого, который ничего не смыслит в наружном наблюдении.
— Что-то вроде… Да, скоро будет готов твой дом. Остались последние штрихи и сможешь переехать.
Крэйс подумал, что последние штрихи — это оборудование прослушивания, которым напичкают дом под завязку. Спокойной жизни, очевидно, не ожидалось.