— Да, ведь я не просто так к тебе приехал, — спохватился Вутер. — Сейчас сюда подойдет наш коллега Петр Гертсхен. Вы знакомы?
— Имя вроде на слуху… — замялся Герман.
Он припомнил, что слышал об этом докторе только то, что он нацист. «Веселая компания подбирается, — подумал он. — Мало того, что на территории, пораженной, как чумой, апартеидом, но еще рука об руку с нацистами».
Вскоре действительно пришел профессор Гертсхен, благообразный, немолодой, в костюме-тройке, несмотря на довольно жаркую погоду, с тростью и красным портфелем.
Знакомство с ним вылилось в дальнейшее сотрудничество в лаборатории Роодеплат.
На территории лаборатории Гертсхен через полтора года, когда строительство лабораторий и подсобных помещений было окончено, начал разводить в питомнике особую породу собак — скрещенных с русским волком восточноевропейских овчарок. Рождались агрессивные огромные псы с чудовищными зубами. Воспринимали всерьез только хозяина, всех остальных готовы были загрызть. Одного такого пса-убийцу могли удержать только втроем.
Оборудование лабораторий Роодеплат завершилось к 1982 году. Этот год и стал считаться стартовым для проекта «Берег».
Крэйс не замечал больше слежки за собой. На вилле, где он поселился, не вел никаких разговоров по телефону, ни с кем не встречался. Да и приезжал туда нечасто. Больше всего времени торчал в Роодеплат, ночевал рядом с кабинетом, в комнате, обустроенной комфортно, специально для его удобства.
К этому времени Герман перевез Таназар в Йоханнесбург. Она приобрела на свое имя небольшой домик с садом в тихом пригороде. Улица была почти глухая. В будние дни сюда никто не приезжал, да соседи и в выходные не всегда бывали. Один — дипломат, другой — известный спортсмен, вечно уезжающий на сборы или соревнования.
Светлые домики с оранжевыми черепичными крышами, идеальный асфальт, лужайки за невысокими заборами, зеленые сады, ухоженные, политые и взращенные под южноафриканским солнцем.
Еще в Тунисе по настоянию родителей Германа, да и по собственному желанию, Таназар окончила институт по специальности дизайнер одежды и весьма преуспела в профессии. С финансовой помощью Германа уже в ЮАР организовала свою небольшую дизайнерскую фирму, наняла опытных портних и довольно скоро стала пользоваться бешеной популярностью у богемы Йоханнесбурга. Она шила и классику, и повседневную одежду с неуловимыми этническими штрихами — элементами берберских нарядов. Начала выпускать и аксессуары — сумочки, бижутерию, а затем и серебряные украшения, тоже явно носящие отпечаток берберских мотивов.
Без дела она не сидела. К ней Герман выбирался так часто, как только мог. Для отвода глаз он обзавелся в Йоханнесбурге проституткой, которую посещал не таясь. Он как-то обмолвился Бассону, что ездит к одной и той же девице и пошутил по поводу своего завидного постоянства. Они даже обсудили ее достоинства и недостатки. Об одном, самом главном достоинстве, Герман, конечно, умолчал. Ей он очень щедро платил, но не за любовные утехи, а за то, чтобы через подъезд ее дома пройти к запасному выходу.
В один из таких приездов в Йоханнесбург, Крэйс, проезжая на машине по городу (а Вутер расщедрился и на новое авто для своего ведущего сотрудника), увидел букинистический магазин и несколько надписей на русском в витрине. Его это удивило и взволновало. Он припарковался в сквере через улицу и пешком вернулся к книжному.
Чтобы не выдать свою заинтересованность русскими книгами, он исследовал сначала полку, где стояли немецкие романы и только после французской литературы перешел к русской, которая умещалась на низком широком подоконнике.
Герман не страдал манией преследования, но сегодня он заметил слежку, и его это беспокоило. Если наружка проверит, с какой целью он заходил в книжный и выяснится, что Крэйс купил русские книги… Выглядеть это будет по меньшей мере странно.
Герман не стал пролистывать книги, ему было достаточно взгляда на обложки. Он подозвал продавщицу на африкаанс и спросил, изображая надменность богатого господина:
— Фрау, — он намеренно подчеркивал свое немецкое происхождение. — Я возьму у вас Гёте и Шиллера…
— Конечно, мистер. Но они идут в разряде антикварных.
— И что это значит? — раздраженно уточнил он.
— Это прижизненные издания. Поэтому они стоят довольно дорого.
— Превосходно. Почувствую себя их современником. А это что за книга? — Он взял одну с подоконника.
— Русская, сэр.
— Вижу, что не китайская. — Он указал на табличку на африкаанс, подсказывающую, что на подоконнике — русские книги. — Я спрашиваю, о чем она?
— Стихи, — поспешно пояснила девушка, — российского поэта Осипа Мандельштама. Такие книги у нас эмигранты обычно покупают.
— Вот-вот. Стихи. У меня есть русская знакомая, она собирает эту макулатуру. Возьму ей, заверните, пожалуйста, в подарочную бумагу. А Гёте и Шиллер — это для меня, — он с наслаждением вцепился в книги. — Их не надо заворачивать, фрау.