Людовик XIV и его век. Часть первая

Понятно, что после беспорядков, вызванных арестом добряка Брусселя, как его называли писатели того времени, слух об этом происшествии быстро распространился по всему Парижу. Первым чувством народа была растерянность, но затем ее сменил гнев; казалось, все лишились отца, брата, друга или заступника; бунт вспыхнул одновременно повсюду. Волнение охватывало улицу за улицей, словно морской прилив; все кричали, запирали лавки; соседи спрашивали друг у друга, есть ли у них оружие, и те, кто его имел, одалживали тем, у кого его не было, пики, алебарды, аркебузы. Коадъютор, обедавший в это время с Шапленом, Гомбервилем и Пло, каноником собора Парижской Богоматери, поинтересовался причиной всего этого шума и узнал, что королева, выйдя после мессы из церкви, приказала арестовать Брусселя, Бланмениля и Новьона. Эта новость мало согласовывалась с обещанием, которое было дано ему при дворе, и потому произвела на него тем большее впечатление. Так что он тотчас вышел из дома, оставаясь в том самом облачении, какое было на нем во время мессы, то есть в стихаре и короткой мантии с капюшоном; но, едва дойдя до Нового рынка, он оказался в окружении громадной толпы. Народ узнал его и принялся кричать, а скорее даже реветь, требуя вернуть ему Брусселя. Коадъютор отделался от всей этой черни, взобравшись на тумбу и заявив, что он идет в Лувр, чтобы просить королеву восстановить справедливость. На Новом мосту он встретил маршала де Ла Мейре, который имел под своим началом гвардейцев и, хотя его противниками были пока только мальчишки, осыпавшие его солдат оскорблениями и бросавшие в них камни, пребывал, тем не менее, в сильном замешательстве, ибо он не только начал слышать глухие раскаты грома, но и мог уже увидеть, как приближается гроза. Коадъютор и маршал вступили в разговор; маршал рассказал ему во всех подробностях о том, что произошло; коадъютор, со своей стороны, сказал ему, что он идет в Пале-Рояль, чтобы поговорить об этом деле с королевой. И тогда маршал вызвался сопроводить его туда, решив никоим образом не скрывать от министра и королевы то, в каком состоянии оказались дела. Так что они вместе направились к Пале-Роялю, сопровождаемые тысячной толпой мужчин и женщин, которые во все горло кричали:

— Брусселя! Брусселя! Брусселя!

Коадъютор и маршал застали королеву в ее большом кабинете; подле нее находились герцог Орлеанский, кардинал Мазарини, герцог де Лонгвиль, маршал де Вильруа, аббат де Ла Ривьер, Ботрю, Ножан и Гито, капитан ее гвардии. Ее величество приняла коадъютора ни ласково, ни сухо, ибо она была слишком горда, чтобы раскаиваться в том, что сделала; что же касается кардинала, то он, казалось, полностью забыл о том, что говорил накануне.

— Государыня, — заявил коадъютор, — я пришел, исполняя свой долг, чтобы получить от вас приказания и содействовать, насколько это будет в моей власти, покою вашего величества.

Королева едва заметно кивнула, как бы в знак удовлетворения; но, поскольку окружавшие ее Ла Ривьер, Ножан и Ботрю отнеслись к этому бунту, как к безделице, она не сочла нужным выразить коадъютору более пространную благодарность. Однако, в ответ на бесстыдные насмешки царедворцев, которые не знали или не хотели знать всей серьезности положения, маршал де Ла Мейре вышел из себя и с жаром заговорил, ссылаясь на коадъютора как на очевидца. Ну а тот, поскольку он все видел собственными глазами и у него не было никаких причин скрывать истину, высказал ее полностью, уверяя, что начавшаяся смута очень серьезна, и предсказывая, что она станет еще серьезнее; в эту минуту кардинал насмешливо улыбнулся, а королева воскликнула в гневе:

— Господин коадъютор, воображать, будто возможен бунт, само по себе уже бунтовщичество; все это вздорные россказни тех, кто желает мятежа; но будьте покойны, власть короля положит конец беспорядку!

Кардинал, понимая, что королева зашла слишком далеко, и заметив по лицу коадъютора, какое действие произвели на него вырвавшиеся у нее слова, в свой черед прервал молчание и притворным вкрадчивым тоном, который был ему присущ, произнес:

— Государыня! Дай Бог, чтобы все говорили с таким же чистосердечием, как господин коадъютор! Он боится за свою паству, он боится за город, он боится за власть вашего величества; я вполне убежден, что опасность не так велика, как она ему представляется, но я также верю, что он видит ее такой, как она выглядит в его описании, и что говорит он по голосу совести.

Королева, поняв, что хотел сказать этим кардинал, вмиг изменила тон и тысячу раз поблагодарила коадъютора, который, притворившись, что поддался на ее обман, почтительно поклонился ей. При виде этого Ла Ривьер пожал плечами и шепнул Ботрю:

— Вот что значит не бывать при дворе с утра до ночи. Коадъютор ведь неглуп, а принял всерьез то, что сказа-зала ему королева.