Людовик XIV и его век. Часть первая

Служанка подняла такой шум, что, когда Комменж спустился по лестнице вместе с арестованным советником, которого силой стащили вниз и запихали в карету, она уже была окружена двумя десятками горожан, сговаривавшихся обрезать постромки и воспрепятствовать аресту защитника народа.

Комменж понял, что необходимо брать дерзостью. Он бросился на толпу, которая рассеялась, но не разбежалась, затем вернулся к карете, сел в нее, закрыл дверцу и приказал кучеру трогаться, в то время как четыре гвардейца двинулись впереди, прокладывая дорогу. Но не успели они проделать и двадцати шагов, как за первым же поворотом увидели растянутые поперек улицы цепи. Пришлось повернуть карету, чтобы ехать другой дорогой, но тут не обошлось без драки. Тем не менее, поскольку в то время народ еще не приучился к уличным боям и очень боялся солдат и гвардейцев, которых уважали более других, ибо они всегда сопровождали короля, сопротивление поначалу не было решительным и народ позволил карете доехать до набережной. Однако там сражение стало более серьезным. Собравшиеся возле дома Брус-селя люди, которых невозможно было арестовать вместе с ним и которых подстрекала старая служанка, рассыпались по улицам и кричали изо всех сил, зовя на помощь. В гвардейцев начали швырять камнями, а лошадей останавливали каждую минуту. Наконец, когда в толпе был проделан проход, Комменж приказал кучеру гнать галопом. К несчастью, в ту самую минуту, когда кучер подчинился приказу, под колесо кареты попал мостовой камень и она опрокинулась. Тотчас же со всех сторон раздались громкие крики, и народ, подобно стае хищных птиц, налетел на опрокинутую карету. Комменжу показалось на минуту, что ему пришел конец, но, выбравшись из кареты, он увидел, как блестят мушкеты гвардейской роты, шедшей к месту суматохи. Он тотчас обнажил шпагу и, взобравшись на карету, чтобы его могли видеть издали, закричал:

— Ко мне, товарищи! На помощь!

Гвардейцы, узнав мундир и голос своего командира, беглым шагом бросились вперед, раздвинули толпу и окружили опрокинутую карету. Но, помимо того, что у кареты было сломано колесо, у нее оказались к тому же перерезаны постромки. Так что ехать дальше она не могла. В эту минуту Комменж заметил другую карету, хозяева которой остановились, чтобы посмотреть на всю эту неразбериху. Он шепнул сержанту гвардейцев, и тот с десятком солдат бросился к этой карете, заставил тех, кто в ней сидел, выйти, хотя они всячески возражали, и подкатил ее к Комменжу. И тогда на виду у толпы, которую оттесняли назад и возбуждение которой все возрастало, Брусселя вытащили из сломанной кареты и пересадили в другую, после чего она тотчас покатила в сторону Пале-Рояля. Брошенная Комменжем карета была обращена в щепки. Но, как если бы в этом злополучном аресте было нечто роковое, стоило капитану въехать в улицу Сент-Оноре, как новая карета тоже сломалась. И тогда толпа, понимая, что у нее появилась возможность сделать последнюю попытку освободить Брусселя, снова бросился на гвардейцев, так что пришлось отгонять ее ударами ружейных прикладов и сабель, вследствие чего многие нападавшие были ранены. Однако пролитая кровь, вместо того чтобы испугать бунтовщиков, лишь увеличила их ярость. Со всех сторон послышались угрозы и призывы к убийству. Горожане начали выходить из своих домов, держа в руках алебарды. Другие показались в окнах, вооруженные аркебузами. Раздался ружейный выстрел, и один гвардеец был ранен. В эту минуту, к счастью для Комменжа, уже не знавшего, как дальше вести своего пленника, появилась еще одна карета, посланная г-ном де Гито, его дядей. Комменж бросился в эту карету, волоча за собой своего пленника: свежие и сильные лошади, запряженные в нее, разом взяли в галоп. Так он доехал до Тюильри, позади которого стояли в ожидании сменные лошади, и, избавившись, наконец, от всей этой черни, во весь опор помчался по направлению к Сен-Жермену, откуда пленника должны были препроводить в Седан. В это же самое время Бланмениля и Новьона препроводили в Венсен.