Людовик XIV и его век. Часть первая

«Кардинал Мазарини, — пишет она, — часто говорил мне, что выдаст меня замуж за императора, и, хотя он ничего для этого не делал, беспрестанно уверял меня в своих стараниях. Аббат де Ла Ривьер, также почитавший за счастье угождать мне, уверял меня, что непременно поговорит об этом с моим отцом и кардиналом. Но позднее мне стало ясно, что все это делалось лишь для того, чтобы обнадежить меня, и поняла я это в тот день, когда мой отец сказал мне: “Я знаю, что предложение вступить в брак с императором вам нравится, и, если это так, я буду способствовать этому всеми силами; однако я убежден, что вы не будете счастливы в этой стране: там живут на испанский лад, а император старше меня самого. И потому я полагаю, что это предложение не так уж заманчиво для вас и что вы могли бы быть счастливы только в Англии, если дела там поправятся, или в Савойе”. Я ответила ему, что желала бы выйти замуж за императора и что это мой собственный выбор, что я умоляю его одобрить мое желание и говорю это из соображений благопристойности; да, император не молод и не галантен, но благодаря этому можно видеть, ибо так оно и есть, что я всегда думала более о положении в обществе, чем об определенном человеке. Однако мои желания не могли тронуть никого из тех, в чьей власти был успех дела, и от всего этого я имела лишь досаду слышать, как о таком браке еще долго велись разговоры».[28]

Между тем, в то время как мадемуазель де Монпансье начала догадываться, что, возможно, ее не выдают замуж из-за личной выгоды отца, который, не имея собственного состояния, управлял огромными владениями своей дочери, Виллермон, достойный дворянин, гвардейский капитан и друг состоявшего на ее службе офицера по имени Сожон, был взят во Фландрии в плен генералом Пикколомини, который после нескольких месяцев неволи позволил ему под честное слово вернуться во Францию. На прощание генерал дал в его честь обед и, поскольку с иностранцами принято беседовать об их отчизне, он завел разговор о французском дворе. И тогда, вполне естественно, Виллермон стал говорить о мадемуазель де Монпансье, расхваливать ее нрав и ее красоту.

— Да, да, — сказал Пикколомини, — мы знаем ее, по крайней мере понаслышке, и были бы счастливы иметь такую достойную принцессу у себя.

Подобное замечание человека, близкого к эрцгерцогу Леопольду Вильгельму, выглядело более чем предложением. Так что эти слова поразили Виллермона, и он повторил их Сожону, которому они вскружили голову и который с этой минуты не думал ни о чем другом, кроме брака мадемуазель де Монпансье с эрцгерцогом.

Вначале эти несколько неопределенные известия, переданные мадемуазель де Монпансье, не произвели на нее большого впечатления, поскольку она по-прежнему мечтала о браке с императором; но вскоре разнесся слух, что император женится на эрцгерцогине Тирольской, и тогда, с досады, принцесса начала чуть больше верить в замысел Сожона. Неизвестно, докуда продвинулась интрига, ибо принцесса, которая одна могла это сказать, все отрицала; но однажды утром Сожон был арестован, и вечером все начали шептаться, что мадемуазель де Монпансье едва не была похищена эрцгерцогом.

Оставалось узнать, склонялась ли сама принцесса к этому похищению; но в этом перестали сомневаться, когда стало известно, что она подвергнута домашнему аресту в своих покоях и что ей велено на другой день предстать перед королевой, кардиналом и герцогом Орлеанским, а также королевским советом.