Между тем время шло, война за границей продолжалась, а вражда между регентшей и Парламентом становилась все более ожесточенной. Соединенные провинции разорвали союз с Францией, действуя по наущению Испании, которая добилась своей цели, воспользовавшись безумием принца Оранского. Принц де Конде заместил в Испании графа д’Аркура, но, несмотря на присутствие двадцати четырех скрипачей, с которыми он шел на штурм, его войска были отброшены от Лериды; маршал де Гассион был ранен под Лансом и умер от ран; наконец, Неаполь взбунтовался по призыву Мазаньелло, рыбака из Амальфи, который, пробыв двадцать пять лет лаццарони, три дня королем и один день безумцем, был убит теми, кто сопутствовал ему в рыбной ловле, королевской власти и безумии. Тотчас же все мелкие князьки Италии стали домогаться неаполитанской короны, которая упала с головы лаццарони и примерить которую предстояло нашему старому знакомому, герцогу де Гизу, на время потерянному нами из виду, но с позволения читателя появляющемуся опять, чтобы на глазах у нас совершить новые безумства, не менее любопытные, чем те, какие мы уже знаем.
Влюбившись сначала в настоятельницу монастыря в Авне, а затем в ее сестру; женившись сначала в Невере на принцессе Анне, а затем в Брюсселе на графине Буссю и объявив себя рыцарем герцогини де Монбазон, наш бывший архиепископ влюбился в конце концов в мадемуазель де Понс.
Мадемуазель де Понс была очаровательной и остроумной особой, принадлежавшей к свите королевы и обладавшей восхитительной фигурой и необычайно привлекательным лицом, которому можно было поставить в упрек лишь несколько избыточный румянец; но то, что модницам того времени, которым удавалось придавать себе подобную свежесть лица лишь с помощью румян, казалось недостатком, в глазах г-на де Гиза было достоинством. Так что он объяснился ей в любви, и честолюбивая особа, увидев в этом объяснении возможность вступить в брак с последним главным представителем владетельного рода, дала понять принцу, что она ненадолго останется равнодушной к любви, подлинные доказательства которой ей будут даны.
Герцог де Гиз столько раз в жизни давал доказательства своей любви, что любой другой исчерпал бы все их запасы; но воображение принца никогда не запаздывало. Прежде всего он пообещал мадемуазель де Понс жениться на ней.
— Простите, монсеньор, — промолвила она, — но ходит слух, что у вас уже есть две жены, и, признаться, у меня нет никакого желания попасть в сераль.
— Что до этого, — отвечал герцог, — то вы напрасно беспокоитесь; когда вы скажете мне, что любите меня, я немедленно отправлюсь в Рим и получу от его святейшества буллу о признании моих прежних браков недействительными.
— Дайте мне доказательство вашей любви, — повторила мадемуазель де Понс, — и тогда я скажу вам, люблю ли я вас.
Первое доказательство любви, которое принц дал мадемуазель де Понс, заключалось в том, что он похитил шелковый чулок, снятый ею с себя, и стал носить его вместо пера на своей шляпе. Эта новая мода наделала много шума при дворе. Все сбегались к окнам, чтобы поглядеть на г-на де Гиза, когда он проезжал мимо. Но принц нисколько не тревожился из-за этого и на протяжении целой недели продолжал с грустным видом носить это странное украшение на своей шляпе.
Уже одно это было вполне достаточным доказательством безумной страсти, но мадемуазель де Понс, отличавшаяся чрезвычайной взыскательностью, не удовольствовалась им и потребовала новых доказательств. Господин де Гиз счел своим долгом представить их юной особе.