Людовик XIV и его век. Часть первая

«Мне удалось добиться успеха, монсеньор, и теперь я герцог Неаполитанской республики; однако все здесь я застал в таком беспорядке и в такой неразберихе, что без мощной поддержки мне будет трудно удержаться в том же положении».

Мазарини не оказал никакой помощи герцогу, который два месяца спустя оказался испанским пленником в Капуе.

Дело в том, что в это самое время парижский народ подбросил королевскому двору неожиданное занятие, настолько неожиданное, что кардинал де Рец пишет в своих «Мемуарах»: «Тот, кто заявил бы тогда, что в государстве может произойти какая-нибудь смута, прослыл бы безумцем, и не во мнении людей заурядных, а во мнении таких людей, как д’Эстре и Сеннетер», то есть умнейших людей королевства.

Генеральный адвокат Талон был того же мнения, ибо в те дни он писал:

«То ли потому, что все устали говорить о государственных делах и испытывать трудности, которые они с собой приносят, то ли потому, что умы утомились от рассуждений о собственных интересах… все у нас пребывает в величайшем спокойствии».

Единственным событием, беспокоившим тогда двор, была болезнь короля Людовика XIV и герцога Анжуйского, его брата, которые оба захворали оспой в Фонтенбло.

Правда, г-жа де Мотвиль рассказывает, что один из самых опытных и самых осведомленных придворных говорил ей тогда, что он предвидит большие смуты в государстве; но, по словам кардинала де Реца, этого человека воспринимали, несомненно, как безумца, и никто не обращал ни малейшего внимания на его предсказание.

Напротив, все казалось таким устойчивым, что Мазарини, полагая себя навсегда утвердившимся во Франции, решился вызвать из Италии свою семью; это был еще один из тех хитроумных приемов, какие он перенял от кардинала Ришелье, своего предшественника. У него было тогда семь племянниц и два племянника, и он рассчитывал соединить их брачными узами с самыми знатными домами королевства. Этими племянницами кардинала были, во-первых, Лаура и Анна Мария Мартиноцци, дочери его сестры Маргариты, вышедшей замуж за графа Джеронимо Мартиноцци, а во-вторых, Лаура Виттория, Олимпия, Мария, Гортензия и Мария Анна Манчини. Двумя племянниками Мазарини были юный Манчини, которого Людовик XIV ненавидел в детстве настолько сильно, что, как мы видели, не позволял Лапорту вручать ему подсвечник, и Фелипе Джулио Манчини, унаследовавший часть владений кардинала, в том числе герцогство Неверское, на условии, что в будущем он будет носить имя Мазарини наряду с именем Манчини. Все эти Манчини были детьми Джеронимы Мазарини, второй сестры кардинала, которая была женой Микеле Лоренцо Манчини, римского барона. У этого синьора было на самом деле девять детей, но мы будем говорить здесь лишь о тех, что играют определенную роль в нашем повествовании.

Итак, И сентября 1647 года три из этих юных девушек и один из племянников приехали в Париж, сопровождаемые г-жой де Ножан, которая по распоряжению кардинала встречала их в Фонтенбло. Вечером того же дня королева пожелала увидеть детей, и их привезли в Пале-Рояль; Мазарини, притворяясь совершенно равнодушным к ним, вышел, чтобы отправиться спать, через одну дверь, в то время как они входили в другую; однако, поскольку все догадывались, что кардинал не без цели выписал их из Италии, те придворные, что заискивали перед кардиналом, а таких было много, так засуетились вокруг них, что герцог Орлеанский, подойдя к г-же де Мотвиль и аббату де Ла Ривьеру, которые беседовали между собой, произнес столь обычным для него желчным тоном:

— Вокруг этих маленьких девочек собралось столько народу, что я сомневаюсь, в безопасности ли их жизнь и не задушат ли их одними взглядами!

В это время к ним подошел маршал де Вильруа и, не зная, что сказал герцог Орлеанский, в свой черед заметил:

— Эти маленькие барышни теперь небогаты, но скоро у них будут красивые замки, отличные годовые доходы, прекрасные драгоценности и роскошное столовое серебро, а также, возможно, высокие титулы; что же касается мальчика, то, поскольку нужно время, чтобы он вырос, богатство, вполне вероятно, ему лишь привидится.

Маршал де Вильруа никогда не слыл прорицателем, а между тем никогда еще ни одно пророчество не осуществлялось полнее.