Людовик XIV и его век. Часть первая

Уверяют, будто Бассомпьер был столь же удачлив в любви к жене Генриха IV, как и в любви ко всем его фавориткам. Однажды король спросил его, какую должность при дворе он стремится получить.

— Должность главного хлебодара, государь, — ответил Бассомпьер.

— И почему же? — поинтересовался Генрих IV.

— Да потому, что тот, кто ее исполняет, накрывает для короля и за короля.

Когда Бассомпьер купил Шайо, чтобы принимать там двор, королева-мать приехала туда вместе со всеми придворными дамами и внимательно осмотрела приобретение графа, вдаваясь во все подробности.

— Граф, — спросила она после этого, — а чего ради вы купили этот дом? Ведь это же просто пристанище для загородных попоек.

— Сударыня, — отвечал Бассомпьер, — я ведь немец.

— Но находиться в Шайо не значит быть за городом: это значит быть в предместье Парижа.

— Сударыня, я настолько люблю Париж, что никогда не хочу его покидать.

— Но этот дом годен лишь на то, чтобы привозить сюда шлюх.

— Сударыня, я и буду их сюда привозить; но бьюсь об заклад, что, если вы окажете мне честь и приедете повидать меня здесь, вы привезете их еще больше, чем я.

— Послушать вас, Бассомпьер, — рассмеялась королева, — так все женщины — распутницы?

— Сударыня, таких женщин много.

— Ну, а я, Бассомпьер?

— О, вы, сударыня, — с поклоном отвечал граф, — другое дело, вы королева.

Королева-мать напрасно бранила Бассомпьера за то предпочтение, какое он отдавал столице, поскольку сама она как-то раз сказала в его присутствии, говоря о Париже и Сен-Жермене:

— Я настолько люблю эти два города, что хотела бы одной ногой быть в Сен-Жермене, а другой — в Париже!

— Ну а я тогда, — произнес Бассомпьер, — желал бы жить в Нантере.

Нантер, как известно, находится посередине между двумя этими городами.

Граф всегда был чрезвычайно учтив и чрезвычайно галантен. Один из его лакеев, увидев однажды даму, которая проходила по двору Лувра и которой никто не поддерживал шлейф ее платья, подбежал к ней и подхватил шлейф, заявив при этом:

— Никто не скажет, что лакей господина де Бассомпьера увидел даму, попавшую в затруднительное положение, и не пришел к ней на помощь!

И он нес ее шлейф до самого верха главной лестницы. Этой дамой была г-жа де Ла Сюз; она рассказала эту забавную историю маршалу, который тотчас возвел лакея в ранг камердинера.

Полагают, что Бассомпьер был женат на принцессе де Конти. Во всяком случае, он имел от нее сына; этот сын, которого звали Латур-Бассомпьер, жил в его доме и по виду был очень породист. На одном поединке, где он выступал секундантом, ему пришлось иметь дело с человеком, который пользовался левой рукой, поскольку за несколько лет до этого у него была искалечена правая рука; видя это, Латур-Бассомпьер пожелал, чтобы его правую руку тоже привязали к телу, хотя ему и говорили, что его противник имел возможность привыкнуть к своему увечью. Так что они дрались левыми руками, и Латур-Бассомпьер ранил своего противника.

Незадолго до того, как Бассомпьер был заключен в Бастилию, он повстречался с г-ном де Ларошфуко, который выкрасил себе бороду и волосы.

— Черт побери, Бассомпьер! — воскликнул Ларошфуко, давно не видевший графа. — Какой же вы потолстевший, пожирневший, поседевший!

— А какой же вы, — отвечал Бассомпьер, — накрашенный, напомаженный, нафуфыренный!

Оказавшись в Бастилии, Бассомпьер дал обет не бриться, пока не выйдет на свободу. Но, встретившись в тюрьме с г-жой де Гравель, он нарушил свой обет, которому в течение целого года оставался верен.

В Бастилии он познакомился с академиком Эспри.

— Вот человек, — сказал он, расставаясь с Эспри, — в самом деле являющийся хозяином владения, имя которого он носит.

Все узники, содержавшиеся вместе с ним в Бастилии, строили радужные расчеты. Один говорил: «Я выйду отсюда тогда-то», другой: «А я тогда-то». Бассомпьер же говорил:

— Ну а я уйду отсюда, когда уйдет господин дю Трамбле.

Господин дю Трамбле был комендантом Бастилии. Он получил эту должность благодаря Ришелье и, следовательно, должен был, скорее всего, лишиться ее, когда кардинал умрет или впадет в немилость. И потому, как только Ришелье тяжело заболел, г-н дю Трамбле навестил Бассомпьера.

— Ну вот, господин граф, — заявил он, — его высокопреосвященство умирает, и я полагаю, что вам недолго здесь оставаться.

— И вам тоже, господин дю Трамбле! — ответил Бассомпьер, по-прежнему верный своей мысли.

Однако после смерти кардинала г-н дю Трамбле сохранил свою должность, а Бассомпьер обрел свободу. Однако теперь он сам не пожелал выйти из тюрьмы.

— Я высшее должностное лицо, — заявил он, — верный слуга короля, а со мной обошлись недостойно! Я не выйду из Бастилии до тех пор, пока король лично не попросит меня об этом. К тому же мне больше не на что жить!

— Полноте! — сказал ему маркиз де Сен-Люк. — Поверьте мне, все равно выходите отсюда, а затем, если уж вам очень захочется, вы вернетесь обратно.

Выйдя на свободу, Бассомпьер немедленно занял свою прежнюю должность командующего швейцарской гвардией. И тогда он опять поставил на должный уровень свой стол, который вскоре снова оказался лучшим при дворе.