Любовь (выдержки из произведений)

Жили только они одни. Венский тенор вёл Розу к эпическим вершинам, а она, примерная ученица, следовала за ним не сомневаясь, и в самую кульминацию пустилась дальше в одиночку благодаря данному природой удивительному таланту, ведомая намёками и прибегая к вопросам о том, что не удавалось угадать, ослеплённая наставником, но под конец побеждая его своей спонтанной ловкостью и блестящим подарком своей любви.

Когда им удалось оторваться друг от друга и вернуться в реальность, часы показывали десять вечера. Театр был пуст, снаружи царила темнота и в довершение всего стоял густой, точно безе, туман. Между возлюбленными начался бешеный обмен посланиями, цветами, конфетами, переписанными стихотворениями и небольшими сентиментальными безделушками во время поэтического сезона в Лондоне. Они встречались где только могли, их страсть затмевала должную предусмотрительность. Чтобы выиграть время, они искали гостиничные номера рядом с театром, не беспокоясь о том варианте, что их могли узнать. Роза сбегала из дома под смешными предлогами и, испуганная, её мать ничего не говорила Джереми о своих подозрениях, молясь, чтобы разврат её дочери был всего лишь развлечением и бесследно исчез.

Карл Брецнер приезжал на репетиции так поздно и вдобавок слишком раздетым, что в любой момент мог схватить простуду и не смочь спеть в двух представлениях, но вместо жалоб он выкраивал время, чтобы заняться любовью, перемежающейся с лихорадочной дрожью.

Он появлялся в съёмной комнате с цветами для Розы, шампанским, чтобы выпивать и в нём купаться, пирожными с кремом, с быстро написанными стихотворениями, чтобы читать в кровати, ароматическими маслами, чтобы втирать их в особые места, с эротическими книгами, которые оба листали в поисках самых вдохновляющих сцен, страусиными перьями, чтобы щекотать, и кучей других приспособлений для их эксклюзивных игр.

Молодая женщина чувствовала, что открывается, словно пожирающий плоть цветок, насыщенный гибельными духами, чтобы, точно насекомое, привлечь к себе мужчину, а затем перемолоть, проглотить и переварить его и в довершение выплюнуть косточки, ставшие мелкими частицами.

Ею завладела невыносимая энергия, она задыхалась, не могла успокоиться ни на мгновение, сжираемая нетерпением. Меж тем Карл Брецнер смущённо хлюпал, временами до бреда, временами до обескровливания, пытаясь справиться со своими певческими обязанностями, но ему становилось хуже на глазах, и безжалостные критики говорили, что Моцарт перевернулся бы в могиле, если бы услышал как венский тенор исполняет — и буквально — его произведения.

(Из «Дочь фортуны»)

Скажем, что её звали Коломба. Она была молодой краснощёкой девушкой, веснушчатой, обладающей розоватой пышной плотью и ценной шевелюрой того рыжеватого цвета, который ввёл в моду Тициан ещё в эпоху Возрождения и который в наши дни можно получить из флакона.

Её нежные стопы нимфы едва держали толстенные колонны ног, трепещущие ягодицы, идеальные дыни грудей, шею с двумя чувственными подбородками и округлые руки валькирии. Как часто случается в подобных случаях, моя упитанная подруга была вегетарианкой. (Чтобы избегать мяса, такие люди сидели на углеводах)

В университете у Коломбы был учитель рисования, который не мог отвести от неё взгляд, безумно увлечённый её кожей цвета молока, венецианскими волосами, завитками, выглядывавшими из рукавов ямочками и другими подробностями, которые он мучительно представлял себе бессонными ночами на брачном ложе рядом с супругой, этой сухощавой женщиной высокого роста, одной из представительниц знати, наряды которой хорошо прячет их кости. (Ненавижу таких.)

Бедный мужчина подчинил свои знания собственной одержимости и слишком много говорил Коломбе о «Похищении сабинянок» Рубенса, о «Поцелуе» Родена, о «Возлюбленной» Пикассо и о «Купальщицах» Ренуара. Он читал вслух немало глав из романа «Любовник леди Чаттерлей» и столько коробок конфет вывалил ей на колени, что, как ни крути, она (всё же женщина!) приняла приглашение на пикник. Что может быть невиннее?

Но учитель не был человеком, который упустил бы такую возможность. Он умозрительно начертил свои планы, как сделал бы Макиавелли. И пришёл к выводу, что она никогда не согласится пойти с ним в гостиницу после первого свидания, а второго, возможно, и не будет: играть в карты следовало одним мастерским ударом. У него был только Ситроенчик, одна из машин из окрашенной латуни, которые во Франции шестидесятых годов были доступны среднему классу.

Машина одновременно выглядела и как консервная коробка для печенья, и как инвалидная коляска, где мог заниматься любовью лишь акробат-коротышка. Соблазнить женщину габаритов Коломбы в таком Ситроенчике было бы совершенно невозможно.