Любовь (выдержки из произведений)

Вскоре мужчина умер, утомлённый чрезмерными требованиями молодой жены, которая, наконец, стала свободной с немалым состоянием и могла делать всё, что хотела. Ей было тридцать четыре года, она прошла жестокое обучение у маркиза, перешагнула юность, которую прожила, прося у прохожих кусок хлеба, беспорядки французской революции, ужас наполеоновских войн, а теперь была ещё и вынуждена терпеть диктаторские репрессии государства. Всем этим она была сыта по горло, а душа и вовсе просила передышки. Она решила найти безопасное место, чтобы спокойно прожить оставшиеся дни, и остановила свой выбор на Вене. Тогда она и познакомилась с Карлом Брецнером, сыном своих соседей.

Мальчику в то время едва исполнилось десять лет, но уже тогда, в хоре собора он заливался соловьём. Благодаря ей, ставшей подругой и доверенным лицом семьи Брецнер, мальчика в этом году не кастрировали, чтобы, согласно предложению руководителя хора, сохранить этот херувимский голос.

— Не трогайте его, и вскоре мальчик станет самым высокооплачиваемым тенором в Европе, — предсказала красавица.

Она не ошиблась. Несмотря на огромную разницу в возрасте, между ней и маленьким Карлом завязались необычные отношения. Она восхищалась чистотой чувств и преданностью мальчика музыке; он встретил в ней музу, которая не только сохранила его мужественность, но и научила применять её на деле.

К тому времени, когда голос реально изменился и пришла пора бриться, он развил в себе свойственную евнухам способность удовлетворять женщину непредусмотренными природой и обычаями способами, но с Розой Соммерс он не подвергался никаким опасностям. Не было поводов яростно нападать на женщину в буйстве слишком смелых ласк, поскольку речь не шла о сближении с ней в результате практикуемых в гареме уловок, как думал он, совершенно не подозревая, что не пройдёт и трёх практических уроков, как ученица превзойдёт его в изобретательности.

Он был человеком, который внимательно относился к деталям и знал одурманивающую силу верного слова, когда дело касалось любви. Левой рукой он одну за другой расстёгивал маленькие перламутровые пуговицы у неё на спине, а правой одновременно вынимал шпильки из волос, не сбиваясь с ритма поцелуев и не переставая монотонно шептать ласковые слова. Он вкратце рассказал о её талии, первозданной белизне кожи, классической округлости шеи и плеч, вызывающих в нём страстный пыл или неконтролируемое возбуждение.

— Ты сводишь меня с ума… Не знаю, что со мной происходит, я никогда не любил и уже не полюблю похожего на тебя человека. Эта встреча устроена богами, нам суждено любить друг друга, — шептал он снова и снова.

Он продекламировал весь свой репертуар, сделав это без злобы, глубоко убеждённый в своей честности и ослеплённый великолепием Розы. Он развязал ей ленты корсета и снял нижние юбки, пока она не осталась в одних длинных батистовых чулках и полупрозрачной рубашке, обнажавшей ягодки её сосков. Он не снял сафьяновые ботинки со скрученным каблуком и оставил белые чулки, подвязанные на коленях вышитыми верёвочками. В этот момент он, запыхавшись, остановился, ощущая глухой шум в груди и убеждённый в том, что Роза Соммерс — самая красивая женщина во Вселенной, настоящий ангел и что его сердце вот-вот разорвётся, как петарда, если он не успокоится. Он легко взял её на руки, пересёк комнату и поставил перед большим зеркалом в золочёной раме. Мерцающий свет свечей и висящие на стенах театральные костюмы — этот беспорядок выцветшей парчи, перьев, бархата и полинявших кружев — придавали самой сцене нереальный вид.

Сдавшаяся, опьянённая эмоциями, Роза посмотрела на себя в зеркало и не узнала смотревшую на неё женщину в нижнем белье, с взъерошенными волосами и горящими щеками, которую незнакомый мужчина целовал в шею и вовсю ласкал грудь.

Эта желанная пауза дала тенору перевести дух и восстановить некоторую ясность, пропавшую при первых ударах-толчках. Он, уже ничего не стыдясь, начал раздеваться перед зеркалом и, надо сказать, выглядел голым гораздо лучше, нежели одетым. «Ему нужен хороший портной», — подумала Роза, которая никогда не видела обнажённого мужчину и даже своих братьев в детстве. Её осведомлённость была основана на преувеличенных описаниях, данных в пикантных книгах и японских открытках — их она нашла в вещах Джона, на которых мужские органы были откровенно оптимистических пропорций. Жёсткий розовый волчок, открывшийся её глазам, не испугал Розу, как опасался Карл Брецнер, а, напротив, вызвал неудержимый и радостный смех. Он и задал тон тому, что последовало дальше. Вместо торжественной и более болезненной церемонии, каким обычно бывает растление, они забавлялись игривыми кувырканиями, носясь по спальне вприпрыжку, точно дети, выпили остатки шампанского и открыли другую бутылку, чтобы выпустить из неё пенные потоки. Говорили гадости, посмеивались и шёпотом клялись в любви, кусались, лизались и, безудержные, шарили в бездонном болоте начавшихся крепнуть взаимоотношений весь вечер и далеко за полночь, совершенно не помня ни о времени, ни обо всём остальном.