Любовь (выдержки из произведений)

Коломба крутилась от щекотки, задыхаясь от смеха — она никогда не видела столь тощего и волосатого мужичонку с таким смелым огурцом ниже пупка, но не раздвинула ноги и более того — стала защищаться кокетливыми толчками, которые в её исполнении походили на пинки настоящего слона.

В конце концов ей удалось вырваться из неловких объятий учителя рисования и убежать, поддразнивая его и смеясь, словно лесные мифологические существа, вечно сопровождаемые фавнами. Фавном и выглядел учитель, пытавшийся до неё дотянуться.

Тем временем корова, на самом деле оказавшаяся быком, решила, что на её пастбище стало слишком весело, и побежала рысью вслед за любовниками, которые, утомившись созерцать это огромное животное, пустились оттуда наутёк, точно души, отправленные дьяволом на поиски убежища в ближайшем лесу. Пройдёт несколько часов, перед тем как бык отойдёт на достаточное расстояние, чтобы экскурсанты-бедолаги, обнажённые и дрожащие, смогли вернуться. Уже давно сошёл на нет весь эффект от марихуаны, вина, щекотки и еды.

Истеричная Коломба изрыгала оскорбления и угрозы, а учитель тем временем в ужасе прикрывал двумя руками свой вялый огурец, тщетно пытаясь успокоить ученицу стихотворениями Рубена Дарио. Оказавшись на месте пикника, они поняли, что у них украли всю одежду и угнали Ситроенчик. У плакучей ивы, в ветвях которой щебетали птицы, осталась одна итальянская соломенная шляпа…

(Из «Афродита»)

Гортензия разместилась в комнате, декорированной в голубых имперских тонах, где она спала одна, потому что ни она, ни ее муж не имели привычки делать это в чьей-либо компании; к тому же после удушающего медового месяца каждому из них просто необходимо было собственное пространство. Ее детские игрушки — жуткие куклы со стеклянными глазами и человеческими волосами — украшали комнату, а ее мохнатые собачонки спали на кровати, огромном ложе шириной два метра, с резными опорами, балдахином, подушками, занавесочками, бахромой и помпончиками. На кровати красовалась и думка, собственноручно вышитая юной Гортензией еще в школе при монастыре урсулинок. А сверху нависало все то же синее шелковое небо с толстыми ангелочками, которое подарили ей на свадьбу родители.

Новобрачная вставала после обеда, проводя две трети своей жизни в кровати, откуда она и управляла чужими судьбами. В первую брачную ночь, еще под родительским кровом, она приняла мужа в дезабилье, вырез которого был окаймлен лебяжьими перьями. Выглядел он очень эффектно, но нужного впечатления на Вальморена не произвел, потому что перья вызывали у него безудержное чихание. Однако это неудачное начало не воспрепятствовало тому, чтобы брак совершился: Вальморен был даже приятно удивлен тем, что супруга отвечала на его желания с большей щедростью, чем когда-либо обнаруживали Эухения или Тете.

Гортензия была девственной, но отчасти. Как-то ей удалось посмеяться над семейной бдительностью и разузнать о таких вещах, о которых девушкам знать не положено. Погибший жених лег в могилу, не подозревая, что она с жаром отдалась ему в своем воображении и продолжала отдаваться все последующие годы в укромном уединении своей постели, терзаемая неудовлетворенным желанием и неудачной любовью. Необходимую дидактическую информацию поставляли ей замужние сестры. Экспертами они не были, но, по крайней мере, знали, что любой мужчина ценит некоторые проявления энтузиазма, хотя и ограниченные, чтобы не возбудить подозрений. Гортензия на свой страх и риск решила, что и она, и ее муж уже не в том возрасте, чтобы быть чересчур стеснительными. Сестры сказали ей, что лучший способ прибрать мужа к рукам — притвориться дурочкой и ублажать его в постели. Первое для нее должно было стать гораздо более трудной задачей, чем второе, потому что уж что-что, но глупой она не была.