Любовь с первой строчки (СИ)

Но на сей раз мальчик, подошедший ко мне выглядел наивным, розовощеким херувимом. Он попросил меня зайти в магазинчик, подальше от любопытных глаз, и в знак своей состоятельности, этот милый пупс показал увесистый портмоне, заполненный рублями, взамен же попросил передать ему долларовые купюры для проверки на подлинность. Я насторожилась. Проверял купюры он долго и тщательно, рассматривая каждую бумажку, вертел, ощупывал кончиками пальцев и зорким взглядом. 50-долларовую банкноту зачем-то медленно, слишком медленно и слишком задумчиво стал складывать пополам... потом вчетверо. "Я передумала!" - воскликнула я, вцепившись в купюру, - и вовремя, потому что в это время к нам уже направлялся незнакомец с развернутыми корочками. Его решительный шаг, грозный вид, и заученно отчеканенная речь должны были напугать нас, виновников незаконных валютных сделок, и вынудить ретироваться, я -- с зажатыми в ладошке, возвращенными двумя-тремя баксами, радуясь, что легко отделалась. Но сценарий нарушился, план, по причине моей прозорливости, сорвался на одном из самых важных этапов. Заминка, возня и мой вопль, вынудили фальшивого стража закона развернуться и направиться к выходу от греха подальше. При этом я уже кричала ему вдогонку, обращаясь к продавщицам: "Держите сообщника!", но продавщицы исчезли, растворились еще до того, как я возопила о помощи, и мне пришлось одной защищать свою собственность в виде сотни баксов. Это было не просто. Завязалась настоящая борьба, в которой я, не на шутку взбесившись от чувства несправедливости, - выхватила у растерявшегося от неожиданности парня свои и его доллары, плюс его увесистый кошелек. Не помню как я оказалась по другую сторону прилавка. Помню, упорно продолжала звать девчонок-продавщиц (уж тогда-то я умела кричать и вслух, и про себя). Но помощь, разумеется, не приходила и мой истошный крик одиноко метался среди полок, уставленных бакалеей. Обладай мой голос волшебной силой Джельсомино -- мы давно оказались бы погребенными под руинами из банок, бутылок и пакетов с крупой. Наконец, бросив кошелек к ногам кидалы, вовсе даже не херувима, а злобного беса с красными, как на плохом фото глазами, - я пулей вылетела из магазина.

Слушая меня, Чулаки, смеялся искренне и от души. От смеха неожиданного и резкого, непривычного для слуха, мне сделалось не по себе, наверное потому, что лицо писателя при этом оставалось таким же неподвижным и холодным. Я уже сомневаясь, правильно ли я сделала, рассказав ему этот авантюрный сюжет и действительно ли он смеется или же странным образом негодует.

В ответ Чулаки рассказал мне историю Александра Володина. Володин, как человек доверчивый и азартный, попался в лапы лохотронщиков, вытянувших из него все сбережения плюс недавнюю премию. Чулаки возмущался и досадовал на коллегу, который отказался заводить уголовное дело. "Уговаривал его, просил подать заявление, остальное писательская организация взяла бы на себя. Бесполезно. Как можно отказываться от денег и справедливого суда?!"

Вот так весело, за разговорами мы проводили время в пути.

В то осеннее ненастное утро по дороге в Купчино у меня сломалась машина. Произошло это на трассе, неподалеку от нашей аллеи. Писателю пришлось уехать на рейсовом автобусе, а я села в машину и стала ждать открытия автосервиса, который на счастье оказался рядом, через дорогу. Помню, как мне было тоскливо, холодно и неуютно, как за стеклом гудел ветер, мимо меня, на бешеной скорости, разбрызгивая дорожную сырость, равнодушно неслись автомобили, а я все сидела, слушала грустную музыку и сокрушалась о безнадежно испорченном дне.

Наконец, возле ангара началось шевеление, копошение, подъехали машины, появились люди, я направилась туда. Поломку устранили только к 12-и часам. В город мчалась на всех парусах, умудряясь проскакивать под желтый. Примчалась к ЦЗ, с бьющимся от волнения сердцем, кинув пальто в раздевалку, - поспешила к кабинетам. "наверное, он находится в одном из них" - рассуждала я, не теряя надежды. Но Михаила Михайловича нигде не было. Неужели уехал?

Тут меня осенило, я вернулась к гардеробу и стала рассматривать одежду, висевшую на вешалках. Так и есть! Хотя раздевалка была плотно завешана куртками и пальто - не узнать шапку моего писателя, лежавшую на верхней полке - я не могла. На всякий случай попросила гардеробщицу показать мне куртку, которая висела под шапкой, и для меня был вытащен на обозрение бежевый рукав. Куртка его, значит он еще здесь! Довольная своей сметливостью, малость успокоившись, я стала ждать моего писателя у раздевалки.

Прошел, наверное, час или чуть больше, прежде чем я увидела моего кумира. Бросилась навстречу, словно мы не виделись целый год. Но Чулаки оставался невозмутим, отстранен и, как мне показалось, несколько рассеян.

- Как машина, в порядке? - только и спросил.

- Вы хоть рады, что я приехала?

- Конечно, - все тем же бесцветным тоном, и мне подумалось, что на самом деле ему безразлично.

Наконец, обследование закончено, мы в машине, и у нас есть свободное время.

- Куда?