Люблю и ненавижу

— Я, — сказал он. — Если ты не возражаешь…

— Тогда иди. А я пока тут немного уберу…

Он встал и хотел выйти. Она встала тоже. Они были близко друг от друга, совсем рядом. Но он не мог обнимать ее в этой шубе.

Он шутливо нажал ей на кончик носа:

— Я тебя жду.

Она обморочно вздохнула и рассмеялась:

— Хорошо. Я скоро.

Петров уже освоился в ее комнате, выключил большой свет, зажег настольную лампу. Поставил пластинку. Шарль Азнавур пел томно, грустно. Петров разделся и лег в постель.

Потом пришла Наталья.

— Не смотри, — попросила она.

— Не смотрю, — сказал он, но продолжал смотреть.

Он не мог не смотреть на красивую женщину. Красота, говорил Петров, это единственное, чего человек не должен стыдиться. Всего остального он стыдиться обязан. Даже жизни своей он обязан стыдиться…

…Потом, когда она забылась на его плече, Петров мучительно хотел обнять мыслью всю жизнь разом, целиком, мгновенно. Но это, конечно, было невозможно, и у него даже ломило виски от дум. Он почувствовал: с этой женщиной ему было хорошо и покойно, как давно уже не бывало в жизни. Но в том-то и дело, что такое происходило с ним с каждой новой женщиной. Сейчас он вполне мог представить себя мужем Натальи, а жена Люсьен и даже сын Виталька уходили в какую-то совершенно иную жизнь, как бы нереальную, ненастоящую: он чувствовал, что мог бы все бросить, остаться здесь, в Ярославле, жить с Натальей, начать все заново, и никто ничего не будет знать о нем, как никто нигде не знает, что он здесь сейчас, сию минуту, — а какая от этого будет разница? Он может жить там, может — здесь, и нет никакой разницы, потому что дело не в женах, не в женщинах, не в детях, а в нем самом. А в нем-то, собственно, какая еще загадка? Да никакой. На его месте тут мог спать любой другой, как любой другой может спать рядом с его женой.

Вот вчера его могли убить — что изменилось бы? Ну что?!

Просто не стало бы его, Петрова, а мир остался бы прежним, совершенно безучастным как к жизни, так и к смерти Петрова.

…Среди ночи проснулась Наталья, шептала ему:

— Ах, Владик, если бы ты знал, как я хочу любить кого-нибудь по-настоящему, сильно, если бы ты знал, мой милый…

Во сне она плакала.

А потом уснул и Петров.

…Разбудил их звонок. Резкий. Тревожный. Наталья встрепенулась:

— О господи, неужто опять приплелся…

Она накинула на себя халат, вышла в коридор.

— Дмитрий, ты? Кто там?

— Открой… — услышал Петров жалобный мужской голос. На всякий случай все в Петрове разом напряглось и насторожилось.

— Я же говорила — не приходи, не пущу!

— Наталья…

— И прекрати будить меня по утрам! Смотри, я в часть пожалуюсь…

Через минуту она вернулась в комнату.

— Неужто каждое утро приходит?

— Почти.

— Зачем?

— Ему по пути. Просыпается рано, в часть идти надо…

— А где он живет?

— С матерью. Недалеко тут.

— Не можешь простить его?

— Разве дело в прощении? — вздохнула Наталья, обняла Петрова, прижалась к нему. — Не люблю я его. Выгорела. Вот тебя — тебя бы могла полюбить…

— Меня нельзя, — сказал Петров.

— Я знаю. Очень жаль, правда?

— Наверное, — уклончиво ответил Петров.

Каждое утро Наталья уходила на работу, и каждое утро Петров садился за письменный стол. Поскольку все равно он никуда не мог выйти и ничем не мог заняться, он решил писать очерк. В общих чертах он у него уже сложился в голове. Он понимал, конечно, что конкретного материала не хватает, но и добрать его было немыслимо в сложившихся обстоятельствах, поэтому пошел на профессиональную хитрость, решил нарисовать собирательный образ главного героя. В основу положил судьбу Володи Зинченко, малолетнего хулигана, который исправился под влиянием лейтенанта инспекции по делам несовершеннолетних Валентины Лихачевой. Очерк он так и назвал — «Исповедь бывшего хулигана». Он писал о трудном детстве Володи Зинченко, о том, что отец бросил семью и мать была вынуждена колотиться в полном одиночестве с четырьмя детьми. Вот тут-то и подстерегала Володю знакомая всем «улица». Мелкое воровство, хулиганство, приставание к прохожим, вино, блатные песни, драки на танцплощадках, угрозы. Дружба с местным королем улицы — Волдырем. Володя при нем «шестерка», а потом и правая рука. Так неминуемо Володя оказывается в инспекции по делам несовершеннолетних, за столом напротив лейтенанта милиции Валентины Лихачевой.