Любитель закатов на Палау

– Бойтесь русского, господин Кох, – с желчной улыбкой перебил он, заставив вздрогнуть. Намекает, что все же знает истинные цели приезда? Или просто использовал одну из популярных идиом, желая остановить мое вранье не просто так, а со смыслом. Это была любимая присказка деда, который использовал ее чаще других и всегда с целью указать на недопустимость поведения собеседника. – Хорошее выражение. Всегда хотел узнать, что оно означает. Не подскажете? Вы же знатный политолог, господин Кох, уже наверное все в подробностях изучили?

Похоже, что старший советник все же знал о неофициальных причинах моей поездки.

– Что такое «русский»? Почему его нужно бояться. И в ком бояться больше – в себе или в других?

Я пожал плечами и опустил голову. Старший советник глумливо хихикнул.

– За три дня пребывания вы пытались одиннадцать раз вступить в контакт с дикарями, используя некий язык. Выглядело смешно. Особенно забавно было наблюдать, как вы пытались им воспроизводить какую-то древнюю оперу. Шустро же они от вас бежали!

– Это был социальный эксперимент, одобренный моим научным руководителем.

– А искать в Библиотеке Конгресса несуществующую литературу тоже он одобрил? За последние два месяца вы сделали больше тысячи подобных запросов.

Былое напряжение вернулось ко мне. Я решил больше ничего не говорить и начал подумывать над заявлением о требовании предоставить мне адвоката. Однако старший советник вдруг оглушающе хлопнул ладонью по пластиковой папке с моим делом и встал:

– Закончим, пожалуй. Думаю, вы сделаете нужные выводы, господин Кох. Это маленькое приключение будет неплохой встряской, которое вправит вам мозги. Другой на вашем месте уже сидел бы в кутузке, вы же отделаетесь легким испугом. Но это только на сей раз. Попробуете снова проверить на прочность нашу систему безопасности – не помогут ни фамилия, ни деньги, ни связи. Я понятно излагаю?

– Да, благодарю вас, господин старший советник.

– Сержант!

Из-за двери мгновенно выскочил военный и вытянулся в стойке.

– Проследите, чтобы наш гость не опоздал на ближайший рейс. К великому сожалению, он нас покидает.

***

Берлин встретил меня дождем, ледяным ветром и тупым раздражением умирающего в безысходности города. Слякоть, лужи, серость неба и пропитавшая все вокруг ненависть окатили меня липкой волной как только я оказался за раздвижными дверями вокзала и ступил на Потсдамскую площадь.

Невдалеке в центре пустого пятачка стояла патрульная машина, озаряемая ярким карнавальным светом мигалок. Я почувствовал остановившийся на мне тяжелый изучающий взгляд кого-то из полицейских в машине и поспешил смешаться с толпой, безуспешно гоня мысль, что явились именно по мою душу. Я успокоился только возле стоянки автоматических такси, когда юркнул в первое попавшееся и назвал адрес. Но потом все равно нервно оглядывался и всматривался в прохожих, в попутные машины.

Поднимаясь в лифте на двадцатый этаж в квартиру Нормана, я очень хотел, чтобы никого не оказалось дома. Тогда я оставил бы расплывчатое сообщение в общем чате, попрощался и с облегчением навсегда уехал бы назад в Штаты. Хотел этого и точно знал, что выйдет иначе. Так даже лучше, нужно заканчивать дела и ставить жирные точки вместо зыбких многоточий.

Как только двери лифта открылись, на меня обрушился шквал света, музыки, криков и гомона десятков одновременно говорящих людей. В воздухе витала тяжелая смесь из запахов парфюма, алкоголя, мексиканской еды, табака и какой-то химии. Квартира Нормана всегда кишела народом, но в тот вечер там было особенно людно.

Протискиваясь между танцующими, я долго обходил квартиру, которая занимала целый этаж и состояла из десятка комнат, в поисках хозяина или его сестры Сильвии. Обоих нашел на балконе, сидели в обнимку на диване и курили трубку с какой-то дрянью.

– Он вернулся! – визгливо, с истеричными нотками закричала на весь Берлин Сильвия, усадила меня рядом и бросилась обнимать, целовать, облизывать. Еще пару дней назад я был бы на седьмом небе от такого внимания. Теперь же я испытывал отвращение. Перед глазами стояла прекрасная дикарка, с которой даже сравнить было нельзя пьяную, похотливую, затянутую в искусственную зеленую кожу лысую женщину с чудовищным ало-черным гримом.

– Вернулся, – подтвердил я, отлепляя от себя Сильвию и глядя на ее брата. Тощий и высокий, похожий на жердь в белом хлопковом костюме на голое тело и черных плетеных мокасинах. Он безучастно смотрел мимо меня, посасывая трубку.

– Что-то быстро ты вернулся, – наконец выдавил он, хрипя обожженным горлом.

– Так надо было самому ехать, глядишь и дольше протянул бы, – огрызнулся я, но потом смягчился. Вины Нормана не было. Он просто бросил очередную свою безумную идейку, а я ее подхватил, намертво вцепившись зубами. Если бы Сильвия тогда не загорелась и если бы мне не хотелось произвести на нее впечатление, никуда бы я не поехал. – Вычислили меня. Почти сразу. Но кое-что увидеть довелось.

– Ну?! – жадно подался вперед он.