Любитель закатов на Палау

Инцидент был исчерпан. Ко мне быстро теряли интерес, хотя толпящиеся в сторонке пугливые старички из администрации миссии все еще демонстративно осуждали мое поведение и о чем-то перешептывались, высокомерно поглядывая в нашу сторону. Закованная в броню генеральской формы командующая уже забыла о моем существовании и вернулась к излюбленному занятию – курила и презирала всех. Вокруг генерала, не решаясь подойти, кругами ходил представитель концерна в строгом деловом костюме. А за ним с прищуром наблюдал председатель миссии, одетый во все яркое и свободное, словно отпускник на курорте. Ему было весело, хотя улыбка на тонких бескровных губах была скорее хищной в предвкушении большой крови. Явно назревал крупный скандал и моя выходка лишь на время отвлекла его участников, однако продолжения мне увидеть не довелось. Майкл оттащил меня к машинам и швырнул на заднее сиденье посольского лимузина.

– Объяснишь? – прорычал он. – Что это было?!

– Не знаю, – огрызнулся я, начиная раздражаться. Хоть я и сглупил с дикаркой, но все же это не давало право какому-то безродному уголовнику хамить мне и применять силу. – Наверное, польстился на красоту.

Он без сил упал на водительское кресло.

– Ну почему я? – со стоном чуть не взвыл Майкл. – Как придурка из Сиэтла – так мне! Как нефтяника классного – так этой скотине Уайтснеку.

– За языком следи! – не выдержал я.

– А то что? – с вызовом и мерзкой ухмылкой процедил Майкл, поворачиваясь ко мне. – Пожалуешься папочке или дедуле? Хотя погоди, для этого ведь нужно отсюда выбраться?

Хамство превратилось в угрозы. Вовремя вспомнив, что основной контингент здесь состоял из уголовного отребья, у которого не было шансов устроиться на нормальную работу в Европе и Штатах, я замолчал и отвернулся. В Берлине этот Майкл в мою сторону даже посмотреть не смел бы, а здесь он боялся только генерала и ее верных псов с винтовками.

Со стороны вытоптанной прогалины послышались крики. Рабочие разгоняли дикарей. А те норовили сбиться теснее. Пока наконец не раздался выстрел, затем еще один. Говорят, это оружие сделали специально для устрашения, убить из него проблематично, но запросто можно было покалечить и напугать. Его, вроде как, называли обезьянником. Откуда-то сбоку грохнули еще раз, послышался протяжный крик боли. Дикари сразу построились в подобие колонны и двинулись к невидимой отсюда трубе нефтепровода.

За экзекуцией наблюдал я один. Остальным не было дела. Генерал брезгливо цедила сквозь зубы, администраторы миссии клевали носом, председатель горячо спорил с представителем концерна. Судя по всему, только эти двое помнили, зачем все здесь собрались. Накануне нефтепровод снова прорвало, большую часть «черного золота» удалось собрать вручную с помощью дикарей, однако из-за прекращения поставок в Европу более чем на сутки концерну предъявили иск на внушительную сумму. Концерн предъявил иск администрации миссии, так как имелась информация о диверсии со стороны конкурентов. А администрация предъявила иск командованию карантинного корпуса, так как трубопровод не охранялся должным образом. Инженеров же, которые говорят об изношенности трубопровода, традиционно никто не слушал.

– На сафари тоже эти ружья используют? – вдруг спросил я, сам себя удивляя вопросом.

Я пытался представить, как экипированные по последнему слову техники и моды охотники рыщут по степи, громкими выстрелами гонят запуганную красивую девушку в тростниковой юбке и с тяжелыми браслетами на ногах.

– Чего? Какое еще… – буркнул Майкл, а потом вдруг взъярился: – Хватит с меня! Пускай с тобой безопасность разбирается!

Он пробежал пальцами по панели управления, и лимузин ожил, плавно приподнялся. Мир снаружи накренился, медленно смещаясь в сторону, а затем резко провалился вниз. Машина свечой взмыла в утреннее небо, унося нас из диких мест.

***

Старший советник истуканом стоял у окна. Десять минут стоял, не шелохнувшись, уставившись в одну точку. А я стоял на пороге и ждал, когда же меня наконец «заметят», разглядывая скудный интерьер кабинета и его хозяина. На нем не было военной формы, однако строгий серый костюм сидел как идеально подогнанный офицерский мундир. Безупречная белая рубашка, симметричный узел на синем галстуке, точность жестов и привыкший командовать голос дополняли образ, выдавая в хозяине высокопоставленного военного. Это был негласный глава службы безопасности карантинного корпуса, который представлялся всего лишь старшим советником главы администрации миссии, однако последняя собака на тысячу миль окрест знала, что это самый влиятельный и опасный человек, влиятельнее и уж точнее опаснее даже генерала.

– Простите, господин Кох, задумался! – умоляюще воскликнул он, театрально всплеснув руками. Разрешающим жестом показал на стул для посетителей, приглашая сесть. И тут же, без перехода, со сталью в голосе и чернотой в ставших ледяными глазах спросил: – Как вы думаете, господин Кох, что такое патриотизм?

– Патриотизм? – удивленно переспросил я, пытаясь устроиться на жестком шатком стуле.