Мы выпили по стаканчику, и лицо Шамбона постепенно обрело свой нормальный цвет. Он не переставая метался: то впадал в состояние экзальтации, то отчаивался. Ушел он в приподнятом настроении. Пятница тянулась бесконечно. Иза, расстроенная, заперлась в своей комнате. Я было хотел ее успокоить, объяснить ей, что готовлю ее освобождение. Переживал за нее, но в то же время, признаюсь, был доволен собой. Нет, я еще не совсем конченый человек! Я докажу это! В субботу — вереница часов, которые предстояло пережить один за другим. День выдался чудесный, в ароматах цветов, щебетании птиц. Я собирался с силами, повторял слово за словом свой урок. Фроман обедал в замке и работал в своем кабинете до четырех часов. Потом я видел, как он уехал на своем «ситроене». Немного позже появился Шамбон, с виду спокойный, только непрерывно двигались руки. Чтобы снять напряжение, я рассказал о нескольких удачных трюках. Эффект был магическим. Он замер. Только слегка шевелились губы в такт моим. Он погружался в сон победы и могущества. Мне даже пришлось встряхнуть его.
— Давай, иди в кино и не потеряй свой билет. Жду тебя к семи часам.
Я расслабился, я умею это делать. Даже ненадолго заснул. Шамбон был точен. Никто не видел, как он вернулся. Мы съели по сэндвичу, почти весело поболтали. Я старался держаться, будто речь шла вовсе не о преступлении, а о выступлении на публике, которое принесет нам славу. Наступила ночь. Без четверти десять мы еще раз перебрали детали: револьвер (я его стащил заранее и хорошенько протер), перчатки, одеяло, все в порядке. Я показал Шамбону, как согнуть палец трупа на курке.
— А затем, — добавил я, — я буду здесь, за дверью в коридоре. Ты будешь не один. Пойдем посмотрим.
Я сел в машину, и мы бесшумно проехали по громадным коридорам, которые отделяли нас от гаража. Время от времени я зажигал электрический фонарик, но свет через большие окна доходил до самых стен крытого перехода. Гараж был пуст, как и предполагалось. Я нашел самое укромное местечко и прошептал:
— Ты можешь вернуться в кухню. Я сам справлюсь.
Нет. В припадке самолюбия он решил остаться. Ждать пришлось недолго. Дверь внезапно медленно поднялась, и фары машины осветили стены. Рука в перчатке вспотела, но я крепко держал револьвер. Автомобиль въехал в гараж и остановился на обычном месте, Фроман погасил фары. Мне нужно было только быстро передвинуться в своем кресле в темноте, мгновенно ослепившей Фромана. Я остановился прямо за дверью, которую он толкнул, чтобы выйти. Ничего не подозревая, он вышел из машины, захлопнув дверцу. Я наклонился вперед.
— Мсье Фроман?
— Что такое?
Захваченный врасплох, он повернулся. Я вытянул руку и выстрелил в упор без всякой злобы, как мне кажется. Просто нужно было это сделать. Фроман от удара резко ударился о кузов и медленно начал сползать, как в посредственном фильме. Я посветил ему в лицо. Шамбон робко приблизился.
— Он мертв?
— Как видишь. Помоги мне.
Я отвязал костыли и, если можно так выразиться, встал на землю. Мне было не легко поднять тело, но Шамбон в пароксизме ужасного ликования сделал это очень легко. Он дышал, как грузчик.
— Ты возьми его одной рукой, а другой поддерживай. Нельзя уронить его по дороге.
Странный кортеж двинулся. Резиновые колеса, резиновые подошвы и костьми с резиновыми наконечниками. Мы затаили дыхание, в неверном свете звезд катилась ночь, тишина, видение смерти, которое, так же внезапно, как появилось, исчезло. Шамбон держался прекрасно. Он был на вершине блаженства, освободившись от тяжкого груза и тревоги, готовый выйти на сцену без тени страха. Он остановил машину напротив кабинета Фромана, я, в свою очередь, поддерживал тело. Остальное было не трудно. Он прекрасно справился с разговором по телефону, в голосе его звучало ровно столько волнения, сколько необходимо. Потом он ловко подхватил труп, без тени отвращения. В общем, все прошло хорошо. Выстрел в воздух прозвучал именно так, как я и планировал. Последний взгляд. Занавес опускается.
Но сразу же после того, как мы очутились у меня в комнате, он почувствовал слабость, чуть не потерял сознание, и, признаться, я немного запаниковал. У меня было мало времени, чтобы привести его в чувство. Он должен был забрать машину и вернуться в замок спокойным, как из кино. К счастью, я приобрел в своей профессии опыт первой помощи. Растирание, спирт, нюхательная соль, не забывая сыпать комплиментами, похвалами, поздравлениями, то есть лить тот бальзам, которым можно поддержать слабеющую гордость.
Он взял себя в руки и гордо улыбнулся.
— Встань… Пройдись… Говори… Впрочем, Жермен-то едва глянет на тебя, когда откроет ворота. А потом, перед полицией, ты имеешь право выглядеть потрясенным. Браво, старик. Еще от силы час, самое трудное уже позади.
Он причесался, осмотрел себя еще раз и ушел.
Я сложил одеяло, которое даже не испачкалось, сел в кресло, сложил костыли рядом, как солдат свое оружие, когда падает без сил после боя. Нежно посмотрел на свои ноги. Долго гладил их. Мне казалось, что они понимают меня, и хватит уже их жалеть.