Любимец зрителей

Еще одна довольная улыбочка, означающая: «Потише, дорогой мой, лично я никого не убивал». Я уверен, что в случае чего он обвинит меня во всем, чтобы выгородить себя. Возможно, я все же несправедлив. Но было бы спокойнее, если бы он согласился уехать в Гавр, как он, впрочем, и собирался. Есть один способ. Иза. Нет! Только не это! Но я уже за прежнее. Разрабатываю сложнейшую махинацию. И почти с благодарностью принимаю эту новую интригу. Бедная моя голова! Приди еще раз мне на помощь.

— Вы не ждали меня, мсье Монтано?

— Я всегда вас жду. Вы по-прежнему желанный гость. Что вас привело ко мне? Опять старуха? Немного портвейна, комиссар?

— Только побыстрее. Я на работе, вы же понимаете. Конечно, она, старая дама.

— Налейте и присядьте на минуту, черт возьми.

Комиссар напрасно убеждал меня, что ему надо идти, он и не думал спешить.

— Уверяю вас, она снова протягивает нам кончик нити, бедная женщина, чтобы мы размотали клубок. Я начинаю жалеть мое начальство в Марселе. У нее целая сеть знакомств, более или менее высокопоставленных подруг, как и она, целыми днями висящих на телефоне. Они болтают, рассказывают черт знает о чем. В основном сплетничают. Все они поддерживают связь со своими сыновьями, дочерьми, зятьями, друзьями, кузенами. Слухи распространяются со скоростью света, и в округе начинают поговаривать, что Фроман не покончил с собой…

— Надо же, — говорит Монтано. — Мог ли я предположить!.. Да, я здесь как в раковине, шумы сюда не доходят. Итак, старая дура настаивает?

— Больше, чем раньше. Ей пришла в голову одна деталь, которую она раздувает. Хоть вы и живете, как улитка, должны бы по крайней мере знать, что накануне смерти Фроман страшно поссорился со своей женой и племянником. Об этой сцене он рассказал сестре. Он ей сказал, она почти уверена в точности слов: «Через неделю их здесь не будет». На следующий день он умер.

— И только сегодня она об этом вспомнила?

— В ее возрасте память капризна.

— Вам не кажется, что она выдумывает?

— Возможно. Но об этом заговорят средства массовой информации, и скоро нам придется возиться с целой политической кампанией. Я имею в виду, говоря «нам», себя, конечно. Вам известны, не так ли, причины ссоры?.. По словам старухи, Фроману анонимно сообщили, что его жена и Шамбон находятся не только в дружеских отношениях… вы меня понимаете?

— Фроман мертв, — спокойно сказал Монтано, — а старуха чокнулась.

— Но ссора была?

— Я бы назвал это маленькой стычкой между двумя мужчинами, которые не любят друг друга.

— Ваша сестра и мсье Шамбон не… между ними ничего нет?

— Вы тоже думаете, — перебил Монтано, — что бродячие акробаты способны на все? Иза безупречная вдова, даю вам честное слово. Хотите знать мое мнение?

— Слушаю вас.

— У Фромана не все ладилось. Дела на заводе шли ни шатко ни валко. В политическом плане он тоже был весьма уязвим. Старуха беспрестанно настраивала его против нас. Что, если кто-нибудь из противников возьми да и шепни ему, воспользовавшись случаем, что все его обманывают… а? Вы не подумали об этом?

Дрё поднялся и машинально потер поясницу.

— Не важно, что думаю я. Важно, что думают другие.

Он рассеянно полистал журнал, лежащий на кровати, остановил взгляд на восхитительных японских мотоциклах.

— Признайтесь, ведь вам этого не хватает?

— Немного.

— Что вы делаете целыми днями?

— Ничего. А для этого нужно серьезно тренироваться.

— Странный парень, — пробормотал Дрё. — У вас наверняка свое мнение по поводу этого необъяснимого самоубийства. Но вы предпочитаете скрывать его. Ладно-ладно. Я не тороплюсь. Когда-нибудь сами расскажете.