Лицо под чёрным капюшоном

Она сжала губы, задрала подбородок, и под сводами старинного особняка прозвенело страшное слово. Слово, не дающее получить наследство, слово, не позволяющее жить под своим именем, слово, закрывающее передо мной все двери.

– Паспорт!

Возникла заминка. Я судорожно соображала, что сказать.

– Окунь разрешает… – тихонько пискнула я, вспомнив о пропуске, выброшенном девушкой в красном платье.

Медсестра уставила на меня недоверчивый взгляд.

– Вы что, уже были у неё?

– Нет, я в первый раз…

– Вы же только что сказали, что Окунь разрешает!

– Окунь разрешает, да… – Я зашуршала бумажкой в кармане и, вытащив её, развернула и сунула медсестре под нос. Она снова изумлённо округлила голубые глаза.

– Когда вы у неё были?

– У кого?!

– У Окунь!

– А-а! – пробормотала я, наконец сообразив, что Окунь – это женщина. – Да только что от неё.

Медсестра несколько секунд подозрительно переводила взгляд с меня на бумажку, потом рука её потянулась к телефону.

Моё сердце от страха провалилось в живот.

Однако рука, похлопав по трубке пару секунд, вернулась обратно.

– Ладно… Проходите. Тринадцатая палата, в самом конце.

Перед узкой белой дверью тринадцатой палаты всё моё существо охватил опаляющий огонь. За этой дверью моя мать. Она никуда не пропадала и все девятнадцать долгих лет находилась здесь, в элитной психиатрической клинике. Конечно, психиатрической – в каком ещё медицинском заведении будут держать человека взаперти столько времени?.. Какая она теперь? Была ведь красоткой… Узнает ли меня?..

Наконец, поборов трепет, я толкнула дверь и вошла.

В глаза хлынул яркий свет из огромного окна, застилая силуэт посреди комнаты. Женщина стояла спиной, и мой взгляд выхватил в солнечном луче очертания её худой тёмной фигуры и густую копну волос за плечами.

Через мгновение Инесса обернулась и вскрикнула.

В тот же миг и я узнала её и прислонилась к стене, чтобы не упасть в обморок.

Это была та бесноватая из вагона. Та растрёпанная женщина в вытянутой кофте… Та безумная прорицательница, это была она! Я таращила на неё глаза и не могла постичь, что она и есть Инесса, моя мать.

Глаза её широко раскрылись, она коротко задышала и начала нервно охватывать кисти рук, как при мытье. Потом замерла. Неловко усмехнулась, одёрнула кофту, поправила прядь волос.

– Пройдёшь, Валюш? – спросила отвернувшись.

– Да! – Я сделала шаг вперёд и… бросилась в её объятья.

Тут же и она схватила меня и, неистово прижимая к себе, начала покрывать поцелуями мою макушку.

Господи, я думала, что так бывает только в дешёвых сериалах – дочь нашла мать, которую полжизни прятали в психушке, и вот они обе стоят друг перед другом на коленях, обнимаются и рыдают.

Но так оно и происходило сейчас, на полу больничной палаты, в пятне яркого солнечного света.

На мои бесчисленные вопросы она не отвечала и лишь безостановочно бормотала что-то своё.

Я невольно начала вслушиваться в её речь и к своему удивлению убедилась, что Инесса вполне разумна.

– Валечка… Ты нашла меня. Да. Я вот здесь. После того несчастного случая… А ты не помнишь?

Она чуть отодвинулась и ласково заглянула мне в глаза. Какая безысходность, какая мука была в этом взгляде!

– Я… Я помню что-то страшное… Я после этого… Я…

Я хотела сказать, что, кажется, после этого у меня и начались проблемы с психикой, но Инесса понимающе кивнула, похлопывая меня по дрожащей руке.

– Знаю… Маша писала. Прости, прости!

Она заплакала.

– За что? – не поняла я, потихоньку поднимая её с пола и поднимаясь сама.

Мы добрели до койки и уселись рядышком, крепко держась за руки.

– Я искалечила тебя… Ты ведь знаешь, что твой отец умер… Так вот, это я застрелила его. Из его собственного охотничьего ружья. Тебе так и не решились рассказать… Маша с Петей были против…

Я отшатнулась.

– Застрелила?!.

Она не обратила на мой возглас никакого внимания и продолжила:

– …Но вместо тюрьмы меня запихнули сюда. Я, конечно, очень благодарна Пете, но… жизнь моя давно кончена. От тебя скрывали эту историю. Но всё тайное рано или поздно становится явным…

Я почувствовала лёгкий приступ удушья и скользнула рукой в сумку.

– Я знаю… Кошмары с тех пор, нестабильная психика… Бедняжечка моя… – сочувственно произнесла Инесса, глядя на мои манипуляции с сувертаном.

Я молча кивнула.

– Почему ты сделала это, мама?.. – Последнее слово продралось из горла, как сквозь колючий терновник.

– Из ревности. Я его очень любила… Мы познакомились, когда он приехал из Великорусска в Коленов расширять свой бизнес, строить новый объект. Случайно столкнулись на улице, он спросил, где можно найти телефон-автомат. Я начала объяснять, но поняла, что будет проще проводить его. По дороге мы разговорились и больше уже не расставались… Целых пять лет. Мы жили в Мирославинке, пока строился объект. Это он так называл – объект… – смущённо пояснила Инесса. – Через два года ты родилась. А потом…