Лицо под чёрным капюшоном

– Это старый дом с богатой историей, – охотно поведал похожий на Эйнштейна доктор. Его лицо оказалось совсем близко, и он опять пристально вгляделся в меня. – Мне он достался от бабушки. Моя бабушка, Полина Марленовна, жила здесь в эвакуации…

Профессор принялся что-то неторопливо вещать, не сводя с меня внимательно-насторожённого взгляда, но я никак не могла сосредоточиться на рассказе.

Меня начало трясти. Мысли, будто взбесившись, заплескались в мозгу, и внезапно голова закружилась так сильно, что, на миг потеряв равновесие, я охнула и опустилась в траву возле забора.

Роман Ростиславович, подскочив ловко, как резвый юноша, подал мне руку.

– Вставайте, Валечка! – произнёс он обеспокоенно. – Только аккуратно, не спешите… Обопритесь на меня… Вам надо покушать и сразу лечь. Вы ещё не совсем здоровы.

Ухватив его за два пальца, я тяжело приподнялась и тут же пугливо огляделась по сторонам.

– Вы кого-то боитесь, Леночка?

Леночка?! Мне послышалось?!

– То есть, Валечка… – быстро поправился профессор. – Вас ведь Валя зовут?

Я онемела от ужаса.

– Кажется, Никита по телефону сказал, что приедет девушка по имени Лена… – зачастил профессор и почему-то залился краской.

Внезапно я начала бояться самого профессора. Зачем Никита послал меня к нему? Что они замышляют?.. Что за загадочный Петрищев тайно прислал записку и почему сразу исчез?! Что им всем нужно от меня?! А вдруг под кустом притаился Илья Донников? Сейчас как выскочит, как выпрыгнет оттуда…

Профессор заметил, что я вся дрожу, и осторожно коснулся моего плеча сухощавой ладонью.

– Пойдёмте ужинать! Побеседуем, вы мне расскажете о себе…

Мы медленно побрели к дому.

– Меня зовут Валя! – заявила я нервно. – И никакой Лены я не знаю! Не знаю и знать не хочу! – Голос резко взлетел до крика.

Я чувствовала, что ещё чуть-чуть – и у меня начнётся самая настоящая истерика.

– Валерьяночки… – засуетился профессор, усадив меня на табурет в сенях.

Он услужливо поднёс гранёную рюмочку, и я начала судорожно глотать валерьянку.

За ужином, состоящим из яичницы с помидорами и картофельного пюре с жареным окунем, я немного успокоилась, но рассказывать что-то поостереглась. На настойчивые вопросы Романа Ростиславовича отвечала коротко и односложно, ссылаясь на усталость и неважное самочувствие.

А его, казалось, интересовало обо мне всё.

– Где вы живёте, работаете или учитесь? Есть ли у вас родители, братья, сёстры? Понимаете, я здесь совсем один, в отпуске, занимаюсь научными исследованиями, но по натуре я экстраверт и без людей иногда бывает скучновато. Поэтому каждый гость в радость, а вы такая приятная девушка…

Я сдержанно ответила, что сирота, ни братьев, ни сестёр, включая двоюродных, не имею, живу в посёлке городского типа Мирославинка и после смерти опекунши ищу работу.

– Вы такая бледненькая, худенькая, силёнок совсем нет, – сочувственно бормотал профессор, подкладывая в вазу печенье. – Давно в посёлке живёте?

– Нет, только переехала из Коленова…

– Вам бы подольше на природе пожить! И не в посёлке городского типа, а в настоящей деревне! Здесь в семи километрах село Скороспелое – забавное название, правда? Как сорт яблока… А в двадцати – Богатое. Дальше – Рдяное. Названия-то какие, хоть на вкус пробуй! А природа какая необыкновенная! Тишь, благодать, раздолье! Только людей почти не осталось, кто уехал, а кто в мир иной отправился…

Роман Ростиславович крякнул, перебив сам себя, и смущённо спросил:

– Вы не против, если я пропущу стаканчик вишнёвой наливки?

Я отрицательно помотала головой. С чего я должна быть против?

– Не хотите ли и вы? Собственного изготовления!

Он, улыбнувшись, поднёс к моему носу ту же гранёную рюмочку, но вместо валерьянки в ней уже колыхалась ароматная наливка рубинового цвета.

Пожалуй, я была бы не прочь её отведать, но сочла, что пить при данных обстоятельствах – верх неблагоразумия.

Пришлось вежливо отказаться:

– Нет, спасибо.

– А вам бы не помешало! – покачал головой профессор, снова вглядываясь в моё бледное лицо внимательно и задумчиво.

– Во сколько идёт электричка до Мирославинки? – поинтересовалась я, отводя взор.

Хозяин указал рукой на висящий на стене лист, заполненный почти каллиграфическим почерком.

– Вот расписание электричек и поездов на все направления. Извините, что не распечатано, а написано от руки – здесь интернет не ловит, да и принтера не имеется…

– Ну что вы, у вас идеальный почерк…

Эйнштейн хмыкнул в усы, ловко, как жонглёр, подхватил два подноса с посудой и унёсся в кухоньку. Через секунду оттуда послышались плеск воды и весёлое мурлыканье – удивительный доктор мыл тарелки и напевал бойкий мотивчик!

Я ещё не решила, куда ехать – домой в Мирославинку или к Максу в Нижневерск. Цифры и буквы запестрели в глазах.

Странная записка всерьёз обеспокоила меня, поэтому я сочла, что будет правильным убраться отсюда подобру-поздорову до визита Петрищева, то есть до десяти утра.

– Я перепишу кое-что на всякий случай, у меня память плохая… – крикнула я громко. – И уеду утром, часов на шесть, семь или восемь…