Лицей 2022. Шестой выпуск

Он слез с автобуса и пошёл по грязной вытоптанной траве. Глядел только под ноги. Ботинки мигом промокли и потемнели. А когда тропинка увела его сквозь ушко тугого пролеска, Руднев не видел уже и ботинок — так стало черно. Свет фонарей не дотягивал, а луна была скрыта тучей. Но и в темноте он хорошо знал короткий путь до отцовского дома. И чем глубже он уходил, тем слаще пах воздух, и всё ближе подбиралось неизменно знакомое ощущение нежной тоски. В сумке позвякивали две бутылки вина, и от случайного звона он замедлял шаг. Илья старался идти плавней, как чёрный призрак в чёрной чаще, благородный в своей попытке быть незаметным.

Он выбрался из пролеска, и впереди опять показался влажный блеск фонаря. Вместо тех изб и тех дворов, средь которых гулял он в детстве, стояли заборы, за заборами виднелись тёмные крыши. Улицу залили асфальтом, слепили пластиковый магазин. Дома стояли пустые. Всё это были дачи, оживающие к выходным редкими сытыми голосами и лаем домашних псов. За дачами стоял его дом. Он прятался в сирени и озирался на дорогу двумя окнами спальни. Руднев представлял, как хрустнет петля калитки, как сомнутся под ним мокрые ступени крыльца и ключ в замке повернётся с тугим масляным стоном. Он отворит дверь и войдёт в зелёную темноту. А потом, скинув с плеча сумку, зажжёт на веранде плафон, полный шелухи мёртвых мотыльков.

Так, проходя шестую избу от поворота, готовясь к этому свету и милым звукам, он посмотрел на свой дом и остановился. Окна спальни горели. Руднев опустил взгляд. Неторопливым прохожим он дошёл до калитки и снова обернулся к дому. Да, окна горели. Дымила труба. У забора стояла знакомая «хонда».

— Привет, брат.

Руднев увидел Зазу, курящего на крыльце. Заза поднял ладонь. Он подошёл к забору, который был ему по грудь, положил на него скрещённые руки. Спросил, не вынимая изо рта сигареты:

— Ты чего тут?

— Это ты чего?

Заза обернулся и посмотрел на дом, будто что-то услышал. Рудневу тоже показалось, что на крыльце стукнула дверь.

— Понимаешь, я как бы не один. Девчонку из неврологии помнишь? Ну мелкая такая, в очочках? — Руднев сделал вид, что помнит. — Вот решили отправиться за город. Я же не знал, что ты нарисуешься! Может, ты это… Развернёшься, и по той же дорожке назад топ-топ?

— А может, — ответил Руднев, — это вы быстренько…

— Ладно-ладно. старик, — Заза открыл калитку, приглашая Илью войти. — Не выгоняй. Мы шуметь не будем. Что там у тебя звенит?

— Ничего не звенит. Тебе послышалось.

— Может, завтра на рыбалку сходим? — Заза сделался весел, мгновенно весел, словно в сигарете его вспыхнула нужная искра.

А Руднев погрустнел. Когда-то Илье мечталось поджечь проклятый дом и посмотреть, какой высоты будет пламя! Теперь, спустя годы, и в особенности последний год его жизни, он был готов прийти на пепелище, потушить тлеющие угли, законопатить двери и больше не выходить в мир, не слышать никаких других звуков, кроме тех, что звучат внутри него. Вдруг дом сделался для Руднева тихой и единственной обителью. Он скучал по вновь обретённой тишине, наполненной не мыслями о сыне и жене, а давно потерянными воспоминаниями. Ночами Руднев всё же слышал в комнатах детские шаги и спрашивал себя, хочет ли он, чтоб они принадлежали Ване. Лёгкие, мягкие шажочки — он затыкал уши. Тишина, которой был полон дом, мучила его, но он терпел и верил, что это была целительная среда. Теперь же вместо тишины его ждал шумный вечер в компании Зазы и его новой девицы.

Илья достал из сумки вино и отдал его Зазе.

— Ладно, — сказал он. — Это вам. Я буду спать.

Заза докурил, потушил окурок о забор.

— Рыбалку не проспи.

Он проснулся рано, проснулся от голода. Умывшись, поплевав в раковину, наевшись хлеба с пресным сыром, напившись сладкого чая, Руднев разбудил брата.

Они шли по холмистой насыпи, отделяющей реку от поймы заливных лугов. Над головою, к югу, откуда тянулись тучи, было уже сухо и светло. Там лежали заливные луга, и от тех лугов текла быстрая река. Руднев закинул на плечо спиннинг с единственной блесной.

— Слушай, Илюх, — начал Заза.

— А?

— Я тут подумал… Меня в Питер зовут поработать.

— Поработать?

— Есть место. Частная детская клиника. Хорошая зарплата. Нормированный рабочий день.

— Частная клиника? Вросшие ногти будешь удалять?

— Да у них знаешь какие операционные блоки?! Космос! И плановые, и экстренные проводят.

— Всё равно, Заза, это не для тебя. Там пациентам улыбаться надо.

— Гляди!

Заза растянул рот в страшной улыбке, так что показались десны.

— Во-во, вот такими детей и пугают… Как знаешь. Езжай. Может, и правильно это всё.

Руднев рванул вперёд. На вершинке удилища звякнула блесна. Заза догнал. Он глядел из-под бровей на Руднева.

— У них там и интенсивная есть. А лучше просто анестезиологом. Не хочешь?

— Я? Ты меня с собой зовёшь?

— А почему нет? Надо тебе работу менять.

— Зачем?

— Ты в реанимации все нервы сожжешь. Уже иссох, как жмур. Знаешь, сколько в таком режиме за бугром работают? Восемь лет, старик, и всё — на пенсию. Наши, кто поумнее, переводятся, а кто типа тебя — лет через десять дохнут с перепоя.