Лицей 2021. Пятый выпуск

— Абахон, я вас ни на что не уговариваю. Я пришла, потому что ваш врач попросил просто поговорить с вами, просто поговорить.

Вижу минутное колебание на его лице, потом он отдёргивает одеяло со своих ног.

— Она вам не сказала, чего хочет?

Качаю головой.

— Она мне ногу отрезать решила! Вот! А вас прислала меня уговорить, я знаю.

На белой простыне ярко выделяется его нога. Бедро синеватое, голень фиолетовая, а ступня и пальцы уже чёрного цвета.

— Она сказала, вот тут — проводит высоко по бедру ладонью — резать будем. Ну какое резать? Как я работать буду? У меня пятеро детей, жена и мать, я же старший, я о ней заботиться должен. Я ей говорю: «Мне работать надо. Или тут, пусть и курьером, или там — на плантации». А она: «Резать надо!»

Честно сказать, даже через респиратор я чувствую мерзко-сладковатый запах гниения. Хочется или открыть окно, или попросить прикрыть ногу обратно одеялом. Мне уже случалось плакать под очками, чихать и кашлять в респиратор, кажется, сейчас я узнаю, каково это, когда тебя рвёт прямо в респиратор. На моё счастье, Абахон прикрывает ногу одеялом. Неужели он сам не чувствует запаха?

— Ну вот вы мне скажите, неужели бы вы позволили отрезать себе ногу?

— Знаете, я сейчас схожу и посмотрю вашу историю болезни, а потом обязательно вернусь к вам, хорошо? — нашлась я.

Выходя в коридор, намеренно не закрываю за собой дверь. Пусть палата хоть немного проветрится.

В истории болезни — «Абахон Муборакшоев, двадцать девять лет. Считает себя больным двенадцать дней, отмечал повышение температуры тела до 39 градусов. Доставлен нарядом СМП с такого-то адреса, когда отметил острые боли в левой ноге». Наталья Викторовна добавляет красок в скупую историю:

— Снимал квартиру с другими курьерами. Заболел, лечился дома. Скорую вызвали соседи по комнате, говорят, что не давал спать своими криками. Сосуд закупорился, видимо, уже несколько дней назад. Приехал бы вовремя, попробовали бы без ампутации, хотя бы тромб достать попытались бы. А сейчас что делать? Он ноги выше колена уже не чувствует. Уговариваем второй день, некроз выше идёт, а он упёрся. А без согласия как его на операцию брать? Консилиум, конечно, есть, но лучше бы сам согласился.

Коронавирус, действительно, это не только пневмония, но и тромбозы. Инсульты, инфаркты и, как в этом случае, тромбозы сосудов.

В палате уже можно дышать. Абахон снова застыл и отвернулся к стене.

— Вы знаете, я посмотрела историю болезни…

— И что, тоже будете убеждать меня отрезать ногу?

— С точки зрения медицины это будет самым правильным вариантом.

— А кто будет кормить мою семью?

— А кто будет кормить вашу семью, если вы умрёте?

— Мой младший брат. Он станет аму. И все в деревне будут — нельзя же оставить голодать вдову с детьми.

Его логика безупречна — если в семье есть взрослый мужчина, он заботится о семье, если мужчина умирает, заботу о семье берёт старший в роду. Инвалидизации эта парадигма, к сожалению, не предусматривает.

У меня больше нет аргументов. Мне приходится сдаться. Ухожу с тяжёлым сердцем, обещаю навестить ещё раз завтра.

— Не старайтесь, я всё решил, — несётся вслед.

Вечер и ночь провожу в раздумьях. Его нужно убедить согласиться на ампутацию. Но как? Утром собираюсь в больницу в тяжёлых чувствах, мало спала. Плюс я впечатлительная, и все сны мои были об ампутации. Только на операционном столе лежала я. Я, любящая танцевать, кататься на сноуборде, ездить на роликах, носить юбки… Если бы я была там…

Завариваю кофе. Младший кот нападает на старшего. Дерутся из-за корма, которого и так всегда в избытке. «Эй, мелкий, а если бы с тобой так?» — прикрикиваю я на него. Точно вспышка. Осенило. Бегом в больницу, к чёрту только что сваренный кофе.

— Абахон, это я, вчерашняя волонтёрка, — напоминаю о себе. — Помните, я ещё Пенджикент и Чимкент спутала?

Он не просыпается.

Неужели поздно? Неужели токсины? Нет, вот проснулся.

— Конечно, помню. Снова уговаривать пришли?

— Нет, точнее, да. Но не совсем, — путаюсь я в показаниях. — Как зовут вашего брата?

— У меня их три. Какого именно?

— Ну того, который, вы говорили, станет аму.

— Саидназар.

— У него есть семья?

— Конечно. Жена, два сына-близнецы и дочка, зимой только родилась.

— Представьте, Саидназар уехал в Москву, заболел и вернулся домой без ноги. Вы, его брат, неужели бы оставили его без помощи?

— Ну я же старший. Разумеется, не оставил бы.

— Да неважно. А будь вы младшим? Сами же сказали, что росли все без отца. Он вот ваш был бы старший брат, почти отец, и тут заболел. Вы бы оставили его без помощи?

— Нет, я не такой. Я бы помогал, работал бы без выходных, но они бы ни в чём не нуждались.

— Так вы правда считаете, что он бросит вас в такой ситуации? А второй ваш брат? А третий? Они что — не как вы? Они бросят? — кажется, я сорвалась на крик.

Молчит.

— Абахон, скажите мне, ваши братья знают, что вы подумали о них так, будто они поддержат только вашу вдову с детьми и не помогут вам?

— Я им не говорил, — тихо отзывается он.

— А может быть, скажем? Вместе скажем, а они примут решение?