Пришедший пару минут спустя сантехник подтвердил, что нашей вины тут нет, под поддоном душа забыли пройтись герметиком ещё при ремонте палаты, а душем, видимо, почти не пользовались, раз раньше не протекло. Антонина слегка сбавила громкость, тем более что мы предложили сами же и устранить потоп в нашем отделении. Когда все пострадавшие палаты были насухо вытерты, мы решили тихонько улизнуть покурить. Тут-то нас Антонина и поймала:
— Что без дела маетесь? Или ещё кого помыть надумали?
Мы, оробев, стояли у стены.
— А ну марш за мной, там надо процедурные лотки собрать!
Так началась если не дружба, то хотя бы примирение. Теперь она нас каждую смену зазывает в процедурную, видимо, чтобы мы, не дай бог, ещё кого-нибудь мыть не отправились. Так благодаря халтурной работе неизвестного сантехника мы с Таней оказались всегда при деле. Правда, от прозвищ Зверский Доктор и Писака мы так и не отделались. Пока.
Задача: прижать к сердцу
Этим простым словосочетанием волонтёрка Настя весной описала большую часть нашей работы. Мы не осуществляем медицинский уход, мы прижимаем к сердцу. Обязательно стучимся в двери палаты и спрашиваем разрешения войти, для нас палата — их временный дом, а не наоборот, будто больница наша, а они тут гости. Представляемся, рассказываем, что в больнице есть волонтёры, перечисляем, чем мы можем помочь. Если нашу помощь готовы принять сейчас — оказываем; если не сейчас — договариваемся о времени следующего визита. Важно, чтобы пациент почувствовал, что мы не просто забежали составить список потребностей, а пришли навестить его. С каждым стараемся поговорить, познакомиться поближе, дать шанс выговориться или даём возможность узнать от нас, как обстоят дела за пределами больничной палаты.
Вот я анкетирую поступившую утром пациентку:
— Кто проживает вместе с вами?
— Никто. Точнее, кот, он не никто, но вы же спрашиваете только о людях.
На её ответе у меня почему-то сжимается сердце. Записываю в анкету формальное «проживает изолированно», перехожу к следующему вопросу, а сама всё равно думаю про того кота. С кем он остался? Кто его кормит? Кто его гладит? Вот он сидит на подоконнике и смотрит в окно или лежит на домашней пижаме хозяйки, вдыхая её запах? В моём представлении он почему-то рыжий, хотя, в принципе, я люблю чёрных и серых котов. Время близится к полудню, а в руках у меня ещё не меньше семи-восьми анкет — пациентов нужно опросить, внести данные в компьютер, распечатать на каждого информированное согласие, подписать, вклеить в карту. В общем, на обед я точно не успею. Значит, и терять нечего. Присаживаюсь на стул у кровати:
— А как зовут вашего кота?
— Карамель, сокращённо Мелька.
Видимо, с окрасом я угадала.
— Он карамельного цвета, да?
— Нет, он полностью чёрный. А Карамелькой я его назвала потому, что он гибкий и плавный, словно тягучая карамель.
— А у меня тоже дома живёт чёрный котик. Он тоже гибкий и очень смешной…
Вместо обеда я буду говорить с этой женщиной о котиках — узнаю, как много лет назад осенью в дачном посёлке она подобрала котёнка-подростка; как они пожили вместе почти двадцать лет, а перед смертью кошечка принесла с улицы крошечного малыша и почти заставила взять его домой; как этот малыш вырос в огромного чёрного котяру; узнала, что он любит есть, как точит когтями кресло хозяйки, посмотрела его фотографии на её телефоне. За котом сейчас присматривает соседка и присылает фото- и видеоотчёты.
Уходя, я сказала:
— Вам ведь есть ради кого выздороветь? Вот и поправляйтесь.
Через две недели я оформляла её на выписку и снова смотрела видео с котом. Совсем скоро они будут вместе.
«И стоило жить, и выздоравливать стоило»
Настя рассказывает в курилке. Пришла к Наталье Николаевне, худенькой старушке с синяками на руках от бесконечных капельниц. Созвонились с её дочкой, поговорили, и тут Наталья Николаевна внезапно спрашивает Настю, кто её любимый поэт.
— Маяковский.
— Мой тоже, — оживилась бабушка. Знаете, люблю эти строчки: «Дай хоть последней нежностью выстелить твой уходящий шаг».
Они говорят о Лиле Брик, а потом Настя предлагает прочитать бабушке стихотворение целиком. Встаёт в середину палаты и читает по памяти, последние строчки декламируют вместе. На глазах у обеих слёзы. На следующий день они читали «Хорошее отношение к лошадям», я знаю. Не скажу наверняка, но допускаю, что последние строчки они заменяли на «и стоило жить, и выздоравливать стоило».
Что мы говорим коронавирусу?