Читаем Лицей 2021. Пятый выпуск полностью

Пришедший пару минут спустя сантехник подтвердил, что нашей вины тут нет, под поддоном душа забыли пройтись герметиком ещё при ремонте палаты, а душем, видимо, почти не пользовались, раз раньше не протекло. Антонина слегка сбавила громкость, тем более что мы предложили сами же и устранить потоп в нашем отделении. Когда все пострадавшие палаты были насухо вытерты, мы решили тихонько улизнуть покурить. Тут-то нас Антонина и поймала:

— Что без дела маетесь? Или ещё кого помыть надумали?

Мы, оробев, стояли у стены.

— А ну марш за мной, там надо процедурные лотки собрать!

Так началась если не дружба, то хотя бы примирение. Теперь она нас каждую смену зазывает в процедурную, видимо, чтобы мы, не дай бог, ещё кого-нибудь мыть не отправились. Так благодаря халтурной работе неизвестного сантехника мы с Таней оказались всегда при деле. Правда, от прозвищ Зверский Доктор и Писака мы так и не отделались. Пока.

<p>Задача: прижать к сердцу</p>

Этим простым словосочетанием волонтёрка Настя весной описала большую часть нашей работы. Мы не осуществляем медицинский уход, мы прижимаем к сердцу. Обязательно стучимся в двери палаты и спрашиваем разрешения войти, для нас палата — их временный дом, а не наоборот, будто больница наша, а они тут гости. Представляемся, рассказываем, что в больнице есть волонтёры, перечисляем, чем мы можем помочь. Если нашу помощь готовы принять сейчас — оказываем; если не сейчас — договариваемся о времени следующего визита. Важно, чтобы пациент почувствовал, что мы не просто забежали составить список потребностей, а пришли навестить его. С каждым стараемся поговорить, познакомиться поближе, дать шанс выговориться или даём возможность узнать от нас, как обстоят дела за пределами больничной палаты.

Вот я анкетирую поступившую утром пациентку:

— Кто проживает вместе с вами?

— Никто. Точнее, кот, он не никто, но вы же спрашиваете только о людях.

На её ответе у меня почему-то сжимается сердце. Записываю в анкету формальное «проживает изолированно», перехожу к следующему вопросу, а сама всё равно думаю про того кота. С кем он остался? Кто его кормит? Кто его гладит? Вот он сидит на подоконнике и смотрит в окно или лежит на домашней пижаме хозяйки, вдыхая её запах? В моём представлении он почему-то рыжий, хотя, в принципе, я люблю чёрных и серых котов. Время близится к полудню, а в руках у меня ещё не меньше семи-восьми анкет — пациентов нужно опросить, внести данные в компьютер, распечатать на каждого информированное согласие, подписать, вклеить в карту. В общем, на обед я точно не успею. Значит, и терять нечего. Присаживаюсь на стул у кровати:

— А как зовут вашего кота?

— Карамель, сокращённо Мелька.

Видимо, с окрасом я угадала.

— Он карамельного цвета, да?

— Нет, он полностью чёрный. А Карамелькой я его назвала потому, что он гибкий и плавный, словно тягучая карамель.

— А у меня тоже дома живёт чёрный котик. Он тоже гибкий и очень смешной…

Вместо обеда я буду говорить с этой женщиной о котиках — узнаю, как много лет назад осенью в дачном посёлке она подобрала котёнка-подростка; как они пожили вместе почти двадцать лет, а перед смертью кошечка принесла с улицы крошечного малыша и почти заставила взять его домой; как этот малыш вырос в огромного чёрного котяру; узнала, что он любит есть, как точит когтями кресло хозяйки, посмотрела его фотографии на её телефоне. За котом сейчас присматривает соседка и присылает фото- и видеоотчёты.

Уходя, я сказала:

— Вам ведь есть ради кого выздороветь? Вот и поправляйтесь.

Через две недели я оформляла её на выписку и снова смотрела видео с котом. Совсем скоро они будут вместе.

<p>«И стоило жить, и выздоравливать стоило»</p>

Настя рассказывает в курилке. Пришла к Наталье Николаевне, худенькой старушке с синяками на руках от бесконечных капельниц. Созвонились с её дочкой, поговорили, и тут Наталья Николаевна внезапно спрашивает Настю, кто её любимый поэт.

— Маяковский.

— Мой тоже, — оживилась бабушка. Знаете, люблю эти строчки: «Дай хоть последней нежностью выстелить твой уходящий шаг».

Они говорят о Лиле Брик, а потом Настя предлагает прочитать бабушке стихотворение целиком. Встаёт в середину палаты и читает по памяти, последние строчки декламируют вместе. На глазах у обеих слёзы. На следующий день они читали «Хорошее отношение к лошадям», я знаю. Не скажу наверняка, но допускаю, что последние строчки они заменяли на «и стоило жить, и выздоравливать стоило».

<p>Что мы говорим коронавирусу?</p>
Перейти на страницу:

Похожие книги

Места
Места

Том «Места» продолжает серию публикаций из обширного наследия Д. А. Пригова, начатую томами «Монады», «Москва» и «Монстры». Сюда вошли произведения, в которых на первый план выходит диалектика «своего» и «чужого», локального и универсального, касающаяся различных культурных языков, пространств и форм. Ряд текстов относится к определенным культурным локусам, сложившимся в творчестве Пригова: московское Беляево, Лондон, «Запад», «Восток», пространство сновидений… Большой раздел составляют поэтические и прозаические концептуализации России и русского. В раздел «Территория языка» вошли образцы приговских экспериментов с поэтической формой. «Пушкинские места» представляют работу Пригова с пушкинским мифом, включая, в том числе, фрагменты из его «ремейка» «Евгения Онегина». В книге также наиболее полно представлена драматургия автора (раздел «Пространство сцены»), а завершает ее путевой роман «Только моя Япония». Некоторые тексты воспроизводятся с сохранением авторской орфографии и пунктуации.

Дмитрий Александрович Пригов

Современная поэзия