Лицей 2021. Пятый выпуск

Мы рассорились с Алёной после того, как Капа рассказала о её детской кори. История была, в общем-то, довольно невинная и даже как будто непримечательная, но какой-то умелец повадился писать на заборах зелёной краской: «Алёна Ш. ваняет клапами».

Деревня, разумеется, закудахтала. Побежали смешочки, дескать, Веня-хвощ неровно дышит и заборы марает. Но всё это были пустые перетолки, хулигана с поличным поймать так и не удалось. И если, говоря серьёзно, ни один человек во всей округе не взялся бы утверждать, кто мог быть тем деревенским богомазом, то Алёна сразу разгадала в нём меня.

Я действительно нередко дурковал и к подростковому возрасту мог вполне сойти за рецидивиста, но только когда дело не касалось Алёны Шестаковой! Она была неприкосновенна. Это понимал даже Трофим Иванович, который, будь на заборе любое другое имя, первым бы поделился своими мыслями о моих наклонностях. Но Алёна не просто обиделась, она обходила меня стороной, как заразного, не говорила со мной, не слушала и не замечала. Я приходил к дому школьного учителя, но она спускала собаку и запиралась у себя. Я бы, наверное, до сих пор слонялся у Шестаковского забора, если бы однажды меня не пожалела Зоя. Сказала: «Всё равно бесполезно», — и закрыла пса в конуре.

Уж и не знаю, сколько часов я торчал под её окнами и рассказывал о том, как специально ездил в библиотеку и читал про эту кинзу. Мы тогда и слова-то такого не слышали. Кинза — однолетнее травянистое растение рода Кориандр семейства Зонтичные. В энциклопедии было написано, что она медонос, и я ей тогда привёл, как мне показалось, сокрушительный довод.

«Алёна, — сказал я, — если эта твоя кинза — медонос, то она цветок, а цветок не может вонять клопами. Пчёлы тебе не мухи. Пчёлы — не дураки!»

И всё же в тот день Зоя оказалась права. Но я был уверен, что это временно: подуется и перестанет. А пока Алёна прогоняла обиду, произошло недоброе — я увлёкся доярками. Тут дело такое! Молодые доярки волновали умы многих. Работницы молочной фермы были хороши как день. От одного только вида на стройный ряд румяных девок, возвращавшихся в деревню с вечерней смены, нападала сонная дурь.

Сразу скажу, всё было крайне глупо, поэтому буду краток.

Дорога от молочной фермы пролегала через деревенский погост. И три оболтуса решили воспользоваться этим обстоятельством, чтобы привлечь к себе внимание девушек. Вырядившись в нелепые маски и драные простыни, мы с самодельными крестами в руках вылезли на дорогу у кладбища, как раз когда молодые работницы шли по домам после вечерней дойки. Что я имею сказать: я такого чистого и естественного многоголосия не слышал больше никогда! Бабы, надсаживая глотки, бросились врассыпную, как горох. Их так захватила общая истерия, что они напугали и нас. В той суматохе все бегали друг от друга: они, побросав вёдра, а мы — кресты. Кто-то из моих друзей получил по голове стальным подойником, но в горячке никто бы этого даже не заметил, если бы не раскатистый звонкий лязг от столкновения двух пустых предметов. Звук, кстати, был чистейший! Тонкий, как запах сирени. А я от греха подальше рванул в сторону деревни. Передо мной рысила пара девок. Одна свернула в кусты, а вторая продолжала намётом нестись вперёд и кричать дурным голосом. В том надсаженном вопле я угадал Капитолину. Всю дорогу выкрикивал её имя, но ни заглушить, ни догнать Капу было невозможно, оставалось лишь от души завидовать её неутомимости. Пробегая по Центральной улице, она подбавила мощи, и её, как воздушную тревогу, стало слышно во всех концах деревни. А возле учительского дома её уже поджидала напуганная Алёна с собачьей цепью в руках. В том пассаже, должно быть, её взволновало ровным счетом всё: и вопли Капитолины, и бегущая за ней белая простыня. Поэтому звонкая цепь всё-таки тренькнула о землю, мгновенье — и наступил звёздный час клокочущей псины. Вцепившись в моё бедро, пес повалил меня на дорогу и начала грызть. И последнее, что я запомнил, было лицо Алёны с её вечным: «Господи, Веня, ты что, дурак?»

В тот же день меня повезли в единственный медицинский пункт во всём сельсовете, и эпизод получил огласку. Из центра приехали оперуполномоченный и следователь. Целую неделю проводили дознания. Следователь оказался на редкость дотошным. А самодельные маски крепили завязками из шпагата? А как сколачивали жерди для крестов? То есть сначала шкурили, а потом сколачивали? Тьфу!

Не хочется даже вспоминать, как страшно у меня всё болело после собаки: ноги не двигались, глаз не открывался, на голове была шапка Гиппократа — полный комплект. По завершении выяснения обстоятельств дело рассматривали в районном суде. За хулиганство и дезорганизацию колхозного производства двоих старших приговорили к сроку, погрызенного малолетнего меня — к исправительным работам на угольных предприятиях Кузбасса.

А потом — год прошёл, и слава богу. После работ на строительстве промышленных объектов комбината «Кемерово-уголь» я вернулся в деревню и устроился в охотничью промыслово-кооперативную артель. За год вымахал, заматерел, начал курить, как ты помнишь, больше этого не делаю, и повзрослел. В том же году моя мать второй раз вышла замуж. Вдовец из соседней деревни, ветеран двух мировых войн, старший бригадир в леспромхозе, пожилой, проворный мужичок мне не понравился сразу. Он был полной противоположностью отцу, и во мне это сильно клокотало. Он был ушлым, тревожным, немного скабрезным, но добрым, любил выпить и похохмить, а на правом предплечье у него имелся синий орёл с номером войсковой части. Когда он перевозил свою новую семью в другую деревню, где ему сулили пост начальника сельского леспромхоза, я отказался ехать и остался в отцовском лесничьем доме.

За год, пока меня не было, то тут, то там произошли какие-то перемены. Повозку без рессор уже раскочегарило, её было не остановить, но это мог заметить лишь оставшийся за её бортом. Лепёшкин взял нового пекаря, старый Кутей отпрыгался, Трофим Иванович стал преподавать не только биологию, но и военное дело, Капитолина организовала сельский коллектив для родственников, пропавших без вести на фронте, Зоя стала учительницей математики, а Алёна увлеклась новым бригадиром Митей Байдановым, будь он неладен. А мне оставалось лишь нагонять ту безрессорную повозку.

В послевоенное безмужицкое время Байдан был настоящим образцом полного соответствия общесоюзным стандартам бабьего царства. Он был, что называется, видный. Тогда про таких говорили: «Крови в нём сошлись нарядно». Здоровый, как шкаф, молчаливый и невозмутимый. Он своим медленным хмурым полумонгольским взглядом сражал всех девок наповал. Я знал Байдана с детства. В начале войны Мите было шестнадцать, и он вместе со всеми детьми работал в артели МОПР. Потом его распределили специалистом на Красноярский военный завод, где он оставался до конца войны, и вот он вернулся. Я знал, что Трофиму Ивановичу Митя не нравился. Ровно так же, как и я. Для учителя любой из нас был одинаково плох. Однако в этой истории меня пугал вовсе не Байдан с его открытыми козырями, а Алёна с её маленькими секретиками. Она тоже изменилась. Знаешь, это очень сложно описать, но в ней появилось что-то неуловимое, неосязаемое, и, тем не менее, чертовски проявленное, что-то, что называют туманным словом «интересная» или кокетливым «с изюминкой», и что, по правде, для меня было в ней вовсе не ново. Она радовалась моему возвращению: вилась вокруг меня вьюнком, трогала лёгкими пальцами мой шрам, смеялась, но отчего-то была пугающе чужой.

Как-то раз я столкнулся с Байданом у дома школьного учителя. Мы оба пришли к его младшей дочери. Пожали руки, прогундосили что-то друг другу и долго молча курили. Два идиота. Потом появилась Капитолина, схватила меня за руку и сказала: «Не уходи, будем фотографироваться. Митя принёс ФЭД!»

Я оставлю этот снимок тебе.

На нём счастливые люди: подбоченившийся школьный учитель и его молодые нежные дочери — беспечная дурашливая Зоя, спокойная красивая Капитолина с игривой родинкой на правой щеке и маленькая цветущая Алёнка, глядящая вверх на высокого парня в кепке, который смотрит на неё в ответ. В тот момент она мне говорила: «Веня, ну улыбнись же!» — а вскоре после этого, что в следующем году, когда ей будет восемнадцать, они с Митей Байдановым, должно быть, поженятся.