Лицей 2021. Пятый выпуск

В субботу накануне её возвращения он потащил меня кататься на велосипеде по набережной у озера. Разумеется, он не катался, он любил ходить пешком, поэтому всё время плёлся где-то сзади. Катались только я и фрау Шмуэль. И меня всю дорогу не покидало ощущение тухлой кислинки от неё, несмотря на то, что она, как всегда, радовалась, розовела и шутила. Но когда она повисла на его локте и, повернувшись ко мне, сказала: «В следующий раз нам с вами нужно будет погулять в Цуге», — на фразе «в следующий раз» часы на церкви Святого Петра остановились, колокол на соборе Гроссмюнстер завис в полёте, мой дед всё понял, но, на всякий случай испытав заинтересованность, по-совиному уронил своё «угу», а я из лазутчика превратилась в подельника.

На следующий день мы с моим дедом лежали у рояля, смотрели на потолок, и я спросила у него, хочет ли он уйти от мадам Эдер. Он ответил, что нет, и закрыл глаза.

— Расскажи про бабушку.

— Я же уже сто раз рассказывал. Она была очень хорошая, тебе бы понравилась. Мы прожили вместе тридцать лет, за два года до твоего рождения её не стало. Ты же всё знаешь!

— Почему она?

— Потому что я знал её с детства, знал её семью и уважал её отца. Потому что она была красивой, справедливой и честной и умела радоваться пустякам. У неё была своя история. И в какой-то момент я понял, что должен о ней позаботиться. Отчего-то и я ей нравился, — улыбнулся он, — но это загадка. Она была моим лучшим другом. И ещё она была единственным человеком, кто ни разу в жизни не спросил, почему вся моя музыка называется «Цветущий кориандр».

До этого всё то же самое всегда звучало так прямодушно и порядочно, а в тот момент просто добросовестно. И это очень хотелось изменить обратно.

— Ты обижаешь кое-кого! — сказала я. — Так нельзя.

Он повернулся ко мне лицом и уставился на меня: «Кого?»

— Ты обижаешь герра Шмуэля. Он же человек, не надо!

Мой дед долго на меня смотрел, не моргая, а потом взял мою ладошку в свою и прошептал: «Похоже, у меня наконец-то появился камертон моей жизни».

Мадам Эдер должна была прилететь ещё днем, но её рейс отложили, и она провела несколько «лишних унылых часов» в Антверпене. Она жутко боялась летать, и каждый раз это сильно сказывалось на её пищеварительной системе, что могло выражаться по-разному, но всегда досадно и невпопад. Как правило, уже в аэропорту наша джаз-дива начинала «помирать, так с музыкой», как сама говорила, и «напивалась до положения риз», как говорил мой дед.

Она прилетела ночью и, роняя на пол ключи, сразу посепетила в ванную, где её зычно стошнило, потом, спотыкаясь, зубодробяще скрипнула набойкой каблука о плитку и, включив душ, заснула под ним до утра. А утром вся ванильная лежала солдатиком у рояля рядом с моим дедом, смотрела в потолок и спрашивала: «А точки там точно есть?» И он отвечал ей: «Ищи лучше».

9