Лицей 2019. Третий выпуск

У нас была обычная школа с типично средневековыми порядками. В том смысле, что основами воспитания оставались «мёртвый язык» и розги. Только розги, как по Диккенсу, вложили в руки старшеклассников. Старшеклассники наслаждались железной, кровавой, незыблемой властью над младшими и новичками, и в этой мрачной предопределённости Ярослава не ждало ничего хорошего.

Я не был школьным изгоем, вовсе нет. Все кричали и смеялись — я кричал и смеялся, сбегали с уроков — уходил тоже. Только если мои одноклассники кричали и сбегали со всех ног, то я — без наслаждения. Думаю, они это чувствовали и потому не трогали особенно. Друзей в школе у меня не было, но и задирать никто меня не задирал.

В буфете я сидел один, выглядел вполне безобидно. Новенький набрал целую гору пирожков. Аппетит как у Гаргантюа, честное слово. А по виду не скажешь. Высокий и худой, с лицом вполне привлекательным, как сочли бы наши девчонки. И главное — нос, длинный, прямой и не знающий сомнений, как восклицательный знак.

— Ты всё это съешь? — спросил я, хотя говорить с ним не очень-то хотелось.

Он загадочно ухмыльнулся. Тут в буфет ворвалась малышня. Они с криками облепили наш столик и накинулись на пирожки, один в один саранча.

— Руки помыли? — строго спросил Ярослав, выцепив одного за цветные подтяжки.

Все малыши были тёмненькие, кудрявые и симпатичные, как и наш новый одноклассник. Две девочки в одинаковых синих сарафанчиках и два мальчика в брючках на подтяжках разглядывали меня с простодушным любопытством.

— Это что, твой друг? — спросил меньший, лет семи на вид, и повидло из пирожка брызнуло ему на рубашку.

— Поросёнок, — вздохнул Ярослав.

— Это твой друг или твой поросёнок? — хитро спросил мальчишка, и я, не удержавшись, улыбнулся.

— Ярик, а у нас девочку на уроке клопы покусали! — сообщила одна из двойняшек. — Так учительница сказала. Ярик, а клопы какие? А тебе школа понравилась, Ярик?

Я правда не думал с ним разговаривать. Собственное место в школьной иерархии меня вполне устраивало. Но не вытерпел. спросил:

— Это что, твои братья и сёстры?

Ярослав как раз вытирал нос младшему, поднял на меня глаза и с комичной болью в голосе произнёс:

— Увы. Ты думаешь, со мной кто-то советовался, когда их заводил?

В тот же день я узнал, что это многодетное семейство актёра, прибывшего служить в наш театр. Ярослав — старший сын — тоже играет на сцене, а поступать собирается в цирковое. На прощание он показал мне блестящий трюк из рукава и ловко пересёк парапет на одной ноге.

«Ну и экземпляр, — подумал я. — Надо держаться от него подальше».

Так вот. Лилия позвонила в субботу. Пригласила на дачу.

За несколько дней стыд совсем забылся. Я даже убедил себя, что всё было не так уж гадко и презрительная усмешка на её губах мне почудилась. А неловкость списал на дурацкий диван. В общем, ехал я к ней с весьма отважными мыслями: второй раз будет лучше, несомненно. Вся известная мне история мужественности подтверждала это.

Всё семейство выстроилось во дворе, у маленькой горбатой машинки. Матушка вспорхнула мне навстречу радостно, будто увидела старого друга. Сам профессор оказался маленьким и округлым, с головой, напоминающей перезрелую дыню. Я ему не понравился. Ну и чёрт с ним. Лилия стояла в сторонке, грызла ногти. Мне показалось, она ещё похудела с нашей встречи. Глаза она густо подвела, от её взгляда исподлобья ко мне вернулось смятение. Второго раза не будет, дураку стало понятно. Тогда зачем?

Всю дорогу я мучился догадками, размышляя над её целями. Лилия молчала рядом. Когда её коленка касалась моей, она чуть заметно отодвигалась. В машине стоял запах свежей выпечки из тёмно-синей проволочной корзинки, которую она не выпускала из рук, а потом и вовсе поставила между нами. Время от времени я ловил пристальный взгляд её отца в зеркале. Говорила только матушка, пересказывала какие-то анекдоты из жизни института, а когда устала — задремала. И вместо её голоса мы стали слушать мотор — с его замираниями, всхлипываниями и подъёмами, а потом — шорох гравия на петлистой загородной дороге. Мог бы включить радио, сердитый индюк.

Дом родителей Лилии казался старым, светлым и просторным. Её отец распахнул дверь, стало слышно, как по комнатам промчался ветер, избавляясь от консервированного летнего воздуха. Матушка вынесла плетёные стулья на веранду.

— Погуляем? — спросила Лилия.

Она отвела меня подальше от дома. Листья яблонь ещё не опали, и нас надёжно укрывал жёлто-багряный палисад. На перевёрнутых дождевых бочках тонко дрожала паутинка. Высоко в небе метались птицы — казалось, небывало тёплая осень спутала их, они и не собирались улетать. Лилия села на большую корягу. Жестом предложила сесть рядом. Сквозь ветви нашего укрытия была видна веранда, головы родителей, первый дым занимающегося костра.

— Он мне позвонил, — сказала Лилия, снова хрипло.

— Ты что, болеешь? — ещё раз уточнил я.

— Немножко, — ответила она и шмыгнула носом. — Я уезжаю к нему.

Всё-таки я был немного разочарован. Понятно, что мне с ней ничего не светило. Да и не так уж она мне нравилась. Но и совсем безразличной не была.