Лимонный хлеб с маком

– Да, он самый. Если тебе надо что-то разузнать, дуй прямиком туда. Там сообщат, кто развелся, а кто обанкротился. Узнаешь, кто протянул ноги… В Вальдемосе все близко, рядом: маленький поселок – большой ад… Вчера я заскочила выпить кофейку и поболтать с Хосефой, женой Томеу, так что теперь о пекарне знают все. Не волнуйся, ни одной буханки не останется. Народ здесь скучает, а развлекается сплетнями… О тебе тоже несут всякую чепуху.

– Вот как? И что же говорят?

– Уфф, ну, что ты дочь мультимиллионера, немецкого колбасного фабриканта, и что он купил тебе мельницу просто ради развлечения. Им, конечно, не очень понятно, почему ты так хорошо говоришь по-испански… и откуда ты взялась. А я утверждала, что ничего не знаю. Вот увидишь, весь поселок придет к нам за покупками, во-первых, потому что белый хлеб из супермаркета несъедобен, а во-вторых, потому что они умирают от любопытства, желая узнать, кто же ты такая.

Наконец они извлекли тесто. Каталина взяла скребок и отрезала небольшой кусок. Показала Марине, как нужно бить кулаками, сначала складывая тесто, потом поднимая его над столом на несколько сантиметров и роняя. Повторить надо несколько раз. Вручную они продолжали месить тесто несколько минут, а после его пришлось округлять до тех пор, пока оно не сформировалось в идеальный шар. Каталина нарезала сто кусочков, а Марина разминала их неуклюжими руками. Зато пухлые руки Каталины орудовали быстро и ловко.

Они оставили тесто отдыхать, накрыв хлопчатобумажной тканью.

Открыли печь; температура держалась в промежутке от двухсот пятидесяти до двухсот семидесяти градусов. Сосна, миндаль и дуб превратились в золу и в красные, желтые и оранжевые угли.

Каталина взяла металлическую лопату с длинной ручкой, выгребла золу и тлеющие угли. Другую длинную лопату, но деревянную, посыпала мукой. По указанию пекарши Марина уложила куски теста на деревянные лопаты. Первая партия, вторая, третья, четвертая, пятая…

Через час, когда снова открыли дверцу, запах свежеиспеченного хлеба вырвался наружу и медленно ласкал душу нашей главной героини. Она закрыла глаза и, смакуя, вдохнула аромат. Запах ее детства. Запах родного очага.

Мэр, парикмахерша, священник, почтальон, местный страж порядка, Томеу, Габриэль, Урсула, продавец из газетного киоска, водитель автобуса, несколько никчемных чиновников из муниципального совета и жителей Вальдемосы продефилировали через пекарню в поисках «коричневого хлеба» для своего повседневного рациона. Они с любопытством поглядывали на новую пекаршу и благодарили, одновременно жалуясь на качество промышленного хлеба, который приходилось потреблять после ухода Лолы из жизни. Каждый посетитель не преминул попросить и свою ежедневную порцию утреннего лакомства – лимонного хлеба с маком. Каталина оправдывалась.

– Такой хлеб – дело рук Лолы, а не моих, – объясняла она всем.

А Марина не упустила из виду эту деталь. Конечно, еще не время расспрашивать, но такой момент наступит. Каждый покупатель, прощаясь, произносил добрые слова об умершей. Они скучали по ней. Говорили, что она была счастливой женщиной и всегда встречала клиентов улыбкой.

День истек. Марина и Каталина с облегчением опустились на плетеные стулья.

– Да, тяжел труд пекаря, – призналась Каталина, взяв металлическую коробку, в которую они складывали вырученные деньги. – Большое тебе спасибо.

– Спасибо вам, – ответила Марина на майорканском языке.

– Пожалуйста, говори мне «ты».

Марина улыбнулась, когда Каталина достала из коробки половину банкнот.

– Это твое, – и протянула их Марине.

– Нет, Кати. Мне ничего не надо.

– Деньги твои, и точка. На Майорке живут честные люди. Ты хорошо потрудилась, вот и заработала. Это твоя часть.

Марина отказывалась, но Каталина положила банкноты ей на колени.

– Что ж, спасибо… Не знаю, как долго я здесь пробуду, Кати. Наверно, несколько недель или месяц. Пока не выясню, почему Мария-Долорес, Лола, о которой я ничего не знаю, оставила мне все это… – она огляделась в поисках нужных слов, – такое волшебное, такое красивое. Если у нее не было родственников, кому подарить наследство, она могла бы пожертвовать его тебе. Ты же была ее подругой.

Кати на секунду опустила глаза.

– Я ничего не знаю. Не знаю, – слишком быстро повторила она, избегая взгляда Марины.

– Попытаюсь уладить кое-что с моей сестрой. Она хочет поскорее продать это.

– Единственное, что я научилась делать в своей жизни, – выпекать хлеб. Всего-навсего, – грустно произнесла Каталина. – Не могу сидеть все время дома у телевизора и дожидаться моих братьев. Ни братьев, ни невесток, ни их детей. К тому же они приходят проведать мою мать, а не меня. Единственный, кто ухаживает за ней десять лет, так это я. А я ведь могла выйти замуж, уехать, но кто из моих восьми братьев постоянно заботился бы о престарелой матери?

Каталина окинула взглядом свою любимую пекарню и собаку Лолы, которая, растянувшись в проходе, казалось, подслушивала их.