Мать оставалась за дверью, слушая излияния истеричной дочери о неземной любви к своему несчастному рыбаку, о будущей свадьбе, о деньгах, которые он заработает и которые могла бы добывать и она, продавая свой хлеб в разных портах. Анна инстинктивно искала одобрения у родителей и в первую очередь их импульса, который придал бы ей отваги, чтобы покинуть свой стеклянный сосуд.
– Девочка, ну давай вместе взглянем на ваш замысел. Ты же не веришь в присказку «с тобой рай и на хлебе с луком», правда? Твоему умирающему от голода юноше нужны лишь наши деньги.
– Хватит, Ана, довольно! Будь добра, оставь нас в покое, – отчитал жену Нестор.
Она молча удалилась в свою спальню. Отец и дочь остались наедине. Анна выглядела потерянной, и Нестор приласкал ее.
– Дочка, ты уверена? Ты действительно хочешь осуществить все задуманное вами? – спросил он, взяв ее за руку. – Скоро тебе исполнится восемнадцать, и ты будешь свободна в своем выборе… Не уверен, что ты готова преодолеть Атлантический океан. Пассаты очень сильно отличаются от попутного северного ветра, позволяющего обогнуть Майорку на баркасе. Это действительно опасно, дочка… Ты на самом деле решилась?
– Я люблю только его. Но и… – Она опустила глаза. – Не хочу покидать Майорку.
Взглянула на свои наручные часы. Было без четверти пять. Через пятнадцать минут Антонио будет поджидать ее на мотоцикле. Слезы опять хлынули ручьем, и страх парализовал ее. Снова море, но теперь вытекавшее из глаз Анны, – море боли, яростное, никогда прежде не бывшее столь гневным и одновременно трусливым.
– Папа, выйди к нему ты – я не смогу посмотреть ему в глаза… Передай, чтобы он писал мне каждый день, ради бога. Буду ждать его возвращения всю жизнь.
Марина поговорила с Матиасом из отеля, объяснив свое решение остаться на острове еще на месяц. Условились встретиться на Гаити в середине марта. Она вернулась в дом, оставив одежду Марии-Долорес в мешке в кладовке. Взяла влажную тряпку и вошла в спальню, чтобы вычистить шкаф. Развесила на вешалках брюки, несколько футболок и два свитера. Убрала стетоскоп и блокнот «Молескин» в прикроватную тумбочку. А также расстелила африканскую ткань с зеленой, желтой и сиреневой каймой, которую они с Матиасом купили в одной деревушке в Демократической Республике Конго. Разглаживая ткань ладонью, она вспомнила их первую встречу.
…Марина застегивала свой комбинезон из полиэтилена высокой плотности. Рядом с ней – конголезский врач, два местных санитара, американский антрополог и только что приехавший молодой медик Матиас. В полном молчании все натягивали на себя костюмы биологической защиты, а специализированный местный персонал следил за соблюдением строгого порядка облачения, как они называли это на медицинском жаргоне – СИЗ, или средств индивидуальной защиты: комбинезона, резиновых сапог, защитных очков, двухслойных перчаток, непромокаемого халата и маски на лицо.
Марина заплела волосы в косу и спрятала ее в средства индивидуальной защиты. Закончила застегивать молнию до подбородка и натянула резинку маски на шею.
Она подошла к молодому немецкому врачу, поскольку руководила миссией по данному проекту. Глаза медика, полные надежд, подсказали ей, что тот впервые очутился «в поле».
– Спасибо тебе, Матиас. Меня предупредили, что ты присоединишься к нам сегодня, – сказала она с улыбкой. – Видишь, какие мы герои, да? – добавила ласково тихим голосом, глядя ему в лицо.
Именно такие слова нужны сейчас Матиасу, хотя она вовсе не считала себя героиней, а работу гуманитарщиков – подвижнической, героической. Просто молодому доктору с наивными глазами предстояло стать свидетелем неожиданного, что будет мощным испытанием. Марина проработала в неправительственной организации уже пять лет и знала: начало ужасной миссии мигом изменит его безмятежный взгляд.
Они натянули маски и, став похожими на отряд космонавтов, вошли в Центр изоляции высокого риска Эболы. Прямиком в ад: в сорок один градус по Цельсию. Полуголые одинокие дети валялись на кроватях без простыней. Лежащих на боку женщин рвало кровью в ведра. Экскременты взрослых возвышались на кроватях; местный персонал без устали суетился, пытаясь навести чистоту. От лихорадки Эбола не было ни вакцины, ни лекарства. К каждому врачу выстраивалась очередь из больных, и медики двигались от одного пациента к другому, подходя к умирающим, увлажняя их тела водным раствором минеральных солей, пичкая парацетамолом и антибиотиками, а также пытаясь постоянно контролировать температуру тела.
В средствах индивидуальной защиты было невозможно выдержать более сорока минут – жар неимоверный, а капли пота застилали волонтерам глаза. Марина заметила, что первым выскочил Матиас, и за ним последовала вся команда. Сама она смогла продержаться еще несколько минут, оказывая помощь беременной конголезке, которая смотрела на нее умоляющими глазами.
Врачи сделали перерыв на полчаса и провели его почти в безмолвии. Утолив жажду, вернулись на рабочее место.