Лихое время. «Жизнь за Царя»

Стрельцы и татары напряглись, приготовившись вскинуть оружие, Яков с Леонтием переглянулись, а Хаджа Камиль, встав между Котовым и Базарбаем, принялся объяснять что-то хозяину караван-сарая. Хотя воевода не понимал ни слова, но чувствовал — Базарбай готов уступить. Ссориться с воеводой у владельца постоялого двора желания не было. Бориска-Базарбай, в отличие от татар-разбойников, имел хороший доход, и Котов был уверен — не будь тут татар, «каравансарайщик» уже отдал бы девок. Хозяин не хотел терять лицо перед соплеменниками и теперь лихорадочно обдумывал — как ему выкрутиться? Ну, конечно, постарался бы извлечь какую-нибудь выгоду. Что ж, воевода мог бы скостить ему пошлину на полгодика.

Александр Яковлевич почти придумал, как им разойтись без крови, но дело испортил десятник. Старший татарин неожиданно захохотал и заявил:

— Я, урус, на твои законы плевать буду. И на тебя, воевода, плевать…

Рукоятка словно сама прыгнула в руку. Воевода полоснул десятника, как учил когда-то Яков — кончиком клинка, под кадык. Десятник плюнул кровью, схватился за перерубленное горло. И никто еще не успел осознать, что произошло, как Леонтий заорал:

— Пли!

Эх, не зря Костромитинов гонял стрельцов, вколачивая команды. Нет, не зря! И не зря велел взять кремневые ружья, а не фитильные пищали. Стрелять, держа мушкеты на руках, а не на подсошках, тяжело, но залп, выпущенный в упор, смел татар, раздробил голову Хаджи Камиля и уполовинил число купцов, неосторожно вставших за спинами. Но больше всего досталось хозяину, в которого били с двух стволов — там, где был красавец Базарбай, шевелились куски окровавленного мяса и сухожилий…

— В бердыши! — выкрикнул Леонтий и первым ринулся на оторопевших купцов. Восточные гости были вырублены в минуту. Двое успели схватиться за сабли, но, получив по стреле от Якова, не успели обнажить оружие.

Стрельцы, обтирая клочками травы бердыши, морщились — стреляли без упора, и синяки будут, будь здоров! Может, у кого-то и ребра сломаны. Отдача при выстреле такая — будто жеребец копытом лягнул!

Александр Яковлевич, очистив клинок от крови, мрачно осматривал двор. Подозвав Костромитинова и Якова, негромко спросил:

— Ну, что присоветуете?

— А что тут советовать? — удивился холоп. — Девок, мать их так, забрать, да домой идти, е… его в копыто.

— А хоронять кто будет? — поинтересовался Котов.

— Вон, п…ки стоят, хлебала разинули, подойти боятся, — кивнул холоп куда-то в дальний угол подворья. — Вон, пущай они своих бабаёв и хоронят.

Воевода, присмотревшись, чуть не плюнул от досады. Как же он забыл! На подворье Базарбая жили и русские. Немного, человек десять — корабельщики, лоцманы, приказчики. Кто из Казани, а кто из Самары.

— Ну, Леонтий Силыч, а ты что скажешь? — спросил воевода у Костромитинова.

— А чего говорить? — пожал тот плечами, поняв с полуслова. — Яшка девок на подворье отведет, а сюда пущай людей пригонит да пару телег.

— Так тому и быть, — решил воевода. — Яков, девок забирай, веди ко мне. Обратно вернешься — прихвати мужиков, человек десять. Пусть заступы возьмут да пару телег. Хватит пары-то?

— У Базарбая арба стоит, много влезет, — отозвался Леонтий Силыч. Яков посмотрел на хозяина, перевел взгляд на Костромитинова. Сдвинул шапку и, почесав седую голову, старый холоп дрогнувшим голосом спросил:

— Вы, мужики, чего удумали-то? Своих?

Александр Яковлевич, взяв старого холопа за отворот кафтана, приблизился к нему вплотную и дохнул в лицо:

— Ты им языки вырвешь али в яму посадишь? Уйдут — вся Волга будет знать, что в Рыбной слободе стрельцы гостей перебили. Оно нам надо, со всеми османскими да татарскими купцами ссориться?

Старый холоп плюнул, выдал такую матерную руладу, что воевода и дворянин захлопали глазами, а потом бросил шапку оземь, показывая, что раз уж так вышло, то и он останется тут…

Яков и воевода смотрели, как Костромитинов подошел к стрельцам и что-то им негромко сказал. Мужики вроде бы заартачились.

— Тебе-то стоит ли пачкаться? — угрюмо спросил холоп. — Как-нибудь сами…

— Я уже так испачкался, что только со шкурой отскрести можно. Пошли… — процедил сквозь зубы воевода.

— А-а-а! — заорал Яков страшным голосом и, выхватив саблю, бросился к безоружным людям, рубанул первого наискосок, располосовывая от плеча до бедра…

Стрельцы, вначале неуверенно, но потом распаляясь, ринулись вперед, круша кости прикладами и разрубая бердышами черепа. Скоро все было кончено. Ратники, не глядя друг другу в глаза, запрягли коней в арбу — высокую телегу на сплошных колесах — и принялись складывать в нее трупы. Яков пошел искать девок, из-за которых и разгорелся сыр-бор…

Воевода смотрел и беззвучно матерился. Кабы знать, чем все обернется, то лучше бы послал Якова куда подальше, а сам лег спать… Хрен бы с ними, с девками. А вот, поди же ты!

— Александр Яковлич! — крикнул Костромитинов. — Шел бы ты к воротам. Щас народ навалит. Что врать-то будем?

«Мать его так, — выругался воевода. — Что рыбинцам-то говорить? А, ладно!» Быстро соображая, воевода сказал: