Liberalism and Its Discontents

Конечно, в акценте на правах собственности есть важная доля истины: в таких странах, как бывший Советский Союз, Куба или Венесуэла, где была проведена массовая национализация частной собственности, возникли огромные проблемы с инновациями и ростом. Никто не будет вкладывать серьезные деньги в бизнес, если считает, что они будут капризно отняты государством. Но сосредоточенность на правах собственности не является ни волшебной формулой развития, ни путем к справедливому обществу. Как показала Дейрдре Макклоски, Норт никогда не демонстрировал эмпирическим путем, что гарантированные права собственности были ключом к взрывному экономическому росту Европы после XVII века, в отличие от других факторов, таких как сдвиг в сторону буржуазных социальных ценностей, произошедший в то же время, или развитие научного метода.

Более того, решительная защита любого существующего набора прав собственности оправдана только в том случае, если первоначальное распределение собственности было справедливым. Многие экономисты неявно исходят из предпосылки Джона Локка о том, что частная собственность возникает, когда человек заселяет необитаемую территорию terra nullius и смешивает свой труд с "бесполезными вещами природы" для создания имущества, полезного для человека. Но что делать, если эта собственность изначально была приобретена путем насилия или кражи? В основе аграрных обществ лежали гигантские поместья аристократам, чьи предки были воинами, просто завоевавшими эти территории. Их землю обрабатывали крестьяне, которые после неурожая или болезни влезали в долги, а при невозврате долга их имущество конфисковывалось по правилам, установленным местным сеньором. Такая форма собственности стала огромным препятствием как для экономического роста, так и демократии в современных странах от Пакистана до Филиппин. Напротив, Япония, Южная Корея и Тайвань под американским патронажем в конце 1940-х годов провели масштабную земельную реформу, в ходе которой были разрушены крупные поместья. Это перераспределение собственности многие считают основой их последующего экономического успеха, не говоря уже об их способности превратиться в успешные либеральные демократии.

Локковская история о происхождении частной собственности вызывает сомнения и в США, и в других местах, которые когда-то назывались землями "нового заселения", например, в Канаде, Австралии, Новой Зеландии, Аргентине или Чили. Разумеется, эти регионы были заселены европейцами только недавно, а до этого их населяли самые разные коренные народы, предки которых переселились туда, возможно, 12 тыс. лет назад. Эти народы были убиты, обращены в рабство, согнаны со своих земель, ограблены, а то и умерли от европейских болезней. Эти коренные народы в большинстве своем не имели ничего похожего на европейские права собственности с их аппаратом кадастровых съемок, земельных кадастров и судебных систем. Скорее, будучи скотоводами или охотниками-собирателями, они пользовались тем, что сегодня можно было бы назвать правом фуражировки или доступа.

Несомненно, права собственности европейского образца сделали землю гораздо более продуктивной, и этот более высокий уровень производительности, возможно, повысил уровень жизни всех, включая тех, чьи земли были присвоены. Однако цель не всегда оправдывает средства. Коренные народы потеряли не только землю, но и весь уклад жизни, поскольку их земля была превращена в современную частную собственность .

Еще одно направление неолиберальной экономической теории, которое по своей сути является сомнительным и привело к весьма проблематичным политическим последствиям, связано с возведением благосостояния потребителей в ранг высшей меры экономического благополучия и последствиями этого выбора для таких областей политики, как антимонопольная и торговая. Этот сдвиг был тесно связан с Чикагской школой и такими фигурами, как Аарон Директор, Джордж Стиглер и, прежде всего, ученый-юрист Роберт Борк.

С момента принятия в 1890 г. антимонопольного закона Шермана американские политики были обеспокоены влиянием гигантских корпораций (или "трестов") на американскую демократию. В течение последующего столетия Министерство юстиции США и Федеральная торговая комиссия инициировали антимонопольные иски против крупных корпораций, которые использовали свою рыночную власть для подавления конкуренции. Кроме того, существовала школа, связанная с судьей Луисом Брандейсом, который считал, что закон Шермана должен был служить и политическим целям, например, защите мелких производителей.