Liberalism and Its Discontents

Ученый-юрист и впоследствии генеральный солиситор Роберт Борк утверждал, что антимонопольное законодательство должно преследовать одну и только одну цель - максимизацию благосостояния потребителей, понимаемого либо в терминах цен, либо в терминах качества. Борк утверждал, что Закон Шермана никогда не преследовал политических целей, и что антимонопольное законодательство станет непоследовательным, если не будет иметь единственной измеримой цели, такой как максимизация благосостояния потребителей. Он доказывал, что крупные корпорации часто становятся таковыми потому, что они более эффективны, чем мелкие, и что государство не должно стоять на пути их развития. Он и его соратники из Чикаго успешно убедили два поколения экономистов и правоведов принять стандарт потребительского благосостояния в качестве единственного показателя экономических результатов в антимонопольных делах, привело к гораздо более спокойному отношению государства к крупным корпорациям и мегаслияниям.

Борк был прав в том, что стандарт благосостояния потребителя предоставляет правовой системе полезный способ разрешения определенного класса экономических споров. Если, например, Walmart или Amazon выходят на рынок и угрожают существованию множества мелких розничных магазинов, то как расценивать требования последних о защите от конкуренции? По стандарту благосостояния потребителя, они должны уступить место гигантским розничным сетям, поскольку те продают те же товары по гораздо более низким ценам. Современная экономика диктует, чтобы эти "малые и большие" розничные торговцы закрыли свои магазины и реинвестировали свое время и капитал в другую, более продуктивную деятельность. У брандейзианцев не было четкого правила, как распределить потребительский излишек между потребителями и розничными торговцами , которые оказались в состоянии борьбы с нулевой суммой.

И все же многие общества могут защищать и защищают мелких производителей в ущерб экономической эффективности, поскольку считают, что существуют и другие социальные блага, кроме благосостояния потребителей. Так поступили, например, Франция и Япония, которые стремились заблокировать выход на свои рынки огромных американских корпораций. Если бы Франция лучше, если бы тысячи ее кафе были вытеснены из бизнеса компанией Star-bucks, даже если бы последняя предлагала более дешевый или более качественный кофе? Улучшится ли качество жизни в Японии, если на смену маленьким суши-барам и ресторанам темпуры придут крупные американские сети ресторанов? И действительно, будет ли лучше для Соединенных Штатов, если их розничные магазины в центре города будут вытеснены из бизнеса сначала такими крупными магазинами, как Walmart,, а затем и интернет-магазинами, такими как Amazon?Возможно, все это технологически неизбежно, но можно подумать, что компромисс между благосостоянием потребителей и такими нематериальными благами, как районы и образ жизни, должен быть открыт для демократического выбора. Возможно, экономическая теория и не определяет, как сделать этот выбор, но он может быть сделан в ходе демократического политического противостояния. Нет причин, по которым экономическая эффективность должна превалировать над всеми остальными социальными ценностями.

Потребительское благосостояние также проблематично как стандарт экономического благосостояния, поскольку оно не учитывает нематериальные аспекты благосостояния. Современные крупные интернет-платформы могут предлагать потребителям бесплатные услуги, но при этом они получают доступ к частным данным, о которых потребители могут не знать и которые они могут не одобрить.

В основе этого политического вопроса лежит более глубокая философская проблема: является ли человек просто потребляющим животным, благополучие которого измеряется количеством потребляемого, или производящим животным, счастье которого зависит от его способности формировать природу и реализовывать свои творческие способности. Современный неолиберализм однозначно склоняется к первому варианту, однако существуют и другие традиции, утверждающие, что человек является одновременно и потребляющим, и производящим животным, и что счастье человека находится где-то в равновесии между этими двумя вариантами. Философ Гегель утверждал, что автономия человека заключается в труде и способности преобразовывать данную природу; именно это в современном мире придавало достоинство рабу и делало его равным господину. Карл Маркс унаследовал эту идею от Гегеля и говорил, что человек - это одновременно и потребляющее, и производящее животное.