Летун

Янтэ и Аверил как-то сразу влюбились в этот дом, в эту семью и в эту жизнь. И их как-то сразу приняли, обняли, согрели, усадили за стол, принялись наваливать в миски разных вкусностей, подливать в стаканы, расспрашивать о столичных новостях, восхищаться Другом и осторожно гладить его по шерстке. Только Вьюшка не принимала участия в общих восторгах и убежала на печь от греха подальше. А вот Жираф приковылял к столу и тыкался мокрым слюнявым носом всем в руки, пока не получил соленый сухарик. Словом, безотчетная тоска Артавы и холодная нутряная дорожная тоска заснеженной равнины быстро растаяли в тепле этого дома.

Перед сном хозяева повесили занавеси на протянутых под потолком веревках и выделили гостям две спальни. Аверил за ночь несколько раз просыпался – стоило высунуть из-под одеяла пятку, как ее тут же начинал сосредоточенно лизать Жираф. Аверил прятал ногу, лежал несколько минут на спине, глядя в кромешную тьму, слушал дыхание Янтэ, представлял себе, как воздух будет обтекать сконструированный им профиль крыла, и снова засыпал.

* * *

Утром, позавтракав огромной яичницей с салом, все пошли кататься с гор. Мужчины выкатили из сарая большие сани и, взяв за оглобли, потащили на высокий берег реки. Туда сбежались деревенские дети со своими салазками, и началось катание. Ездили всем скопом, парами, поодиночке. Выбирали трассы – одни ровные и гладкие, как скатерть, так чтобы можно было с размаху влететь на противоположный берег, другие – извилистые с трамплинами, так что удержаться на санях было непростой задачей. Соревновались – кто дальше уедет. Переворачивались, падали в хрустящий, подмороженный сверху снег, проламывая тонкую верхнюю корочку и погружаясь в обжигающий холод, кидались снежками, плавали в снежной каше, поднимались в гору, проваливались в снег выше коленей и, наконец, мокрые, шумные и счастливые ввалились в дом.

На этот раз Инсанна привела к бабушке и дедушке четырех своих детей, и в доме до вечера не смолкали детские голоса. Вьюшку совсем затискали, она еле вырвалась из обнимавших ее рук и попыталась укрыться на печи, но оказалось, что там уже обосновался Друг, и бедная хориха выскочила, взъерошив хвост, как щетку, и спряталась под притолоку. Господин Рад тут же смастерил юлу из деревянного кружка. Аверил, не желая отставать, сделал самолетик из бумаги, а затем еще винт и дирижабль. Янтэ показывала фокусы с разрезанной и срастающейся веревкой, Карис угадывала задуманные числа.

Наконец вечером Инсанна с детьми ушли, и все в доме угомонилось.

– Теперь будем строить вертеп, – сказала Карис гостям.

Господин Ниин достал длинные и тонкие ивовые прутья, и женщины натянули на них темный полог с вышитыми белыми звездами. Полог поставили у устья печи, и все забрались под него, вместе с теленком. Хориха и Друг категорически отказались находиться так близко друг от друга, и их оставили в покое.

Сначала господин Ниин велел каждому написать на бумажке, что он хотел бы оставить в прошлом году, и, никому не показывая, сжечь. Затем каждый зажег по свечке и поставил на стол. Потом все пекли картошку в золе, растапливали на свечках сахар и отливали леденцы, пили подогретое вино, смешанное с березовым соком. Потом, когда свечки прогорели, рассматривали получившиеся восковые лепешки при свете огня печи, разглядывали их тени между звезд на пологе и гадали, на что они похожи и что могут предвещать.

Наконец, далеко за полночь, все улеглись спать, и только теперь услышали, как за стенами воет метель.

* * *

Утром хозяева встали до света и спустились на нижний этаж к скотине. Постепенно в окнах забрезжил тусклый серый рассвет – метель так и не утихла. Во дворе уже намело сугробы.

Госпожа Карис, разливая чай, сказала:

– Здесь это бывает часто и надолго. Приготовьтесь скучать.

– Нам не привыкать, – успокоил ее Аверил.

Но в первый день скучать не пришлось.

После завтрака все снова спустились вниз. Женщины отправились перебирать картофель. Господин Рад взялся отладить весы, на которых взвешивали мешки с зерном; Аверил и господин Ниин чинили молотилку. Аверил решил, что это лучший момент для того, чтобы поговорить о своих делах, и рассказал учителю, что собирается купить неподалеку участок земли и построить авиационный завод (он не мог решиться назвать свое предприятие Мастерской даже в дружеском разговоре).

Господин Ниин покачал головой:

– Будет трудно. Здесь не любят ни чужаков, ни новшеств. У нас всей техники – один трактор в общественном пользовании. Купили двадцать лет назад – и хватает. Весной поля вспахать, зимой – снег разгрести, дорогу в лес проложить да дров привезти. И то хозяева ворчат, что баловство. Открыто протестовать люди, скорее всего, не будут, но сделают все, чтобы разорить вас.

– Но ведь завод – это рабочие места…

– Угу, и деньги. А значит – городские соблазны и ненужные траты. Молодежь, понятно, будет в восторге. Но старики быстро ее укоротят. Тут не поспоришь – разом лишат наследства, и пропадай как знаешь. Так что будет тяжело…